Введение.Отечественная медиевистика сегодня находится на стадии дальнейшего познания и переосмысления истории Казахстана. Инициированное Президентом Республики Казахстан углубленное изучение золотоордынского периода в отечественной истории призвано придать новый импульс поиску и формированию новых контуров своей идентичности. Доминирующая ранее идея об извечном противостоянии Степи и Города в последнее время подлежит адекватному и объективному пересмотру. Открытие ранее неизвестных науке городов в казахстанской части Урала (Сарайшык и Актобе-Лаэти в Атырауской области, Жайык, Жалпактал и Сарыозен в Западно – Казахстанской области) позволило реконструировать новый взгляд на процессы урбанизации и номадизма. Задачей для современных молодых историков таким образом является реконструкция процессов взаимодействия кочевников и оседлых поселенцев. Ввиду малоизученности и малочисленности письменных данных о городах золотоордынского периода в западноказахстанском регионе, в отечественной исторической науки возникло ложное чувство некоего пустынного культурного ландшафта, в особенности по сравнению с богатым культурном наследием южноказахстанских городов. При пристальном внимании и учитывая современные достижения в области археологических практик и исторических теорий, нужно признать существование второго центра оригинальной городской культуры в золотоордынский период, сложившимся в Нижнем Поволжье, и под чьим несомненным, как культурном, так и политическом влиянием находилась оседло-земледельческая культура Урало – Каспийского региона. Материальная культура населения средневековых городов Золотой Орды развивалась в активном взаимодействии и взаимовлиянии с культурами других народов, как кочевых, так и оседлых, в процессе урбанизации в новых городах. Культура степных городов Золотой Орды, действительно, не опиралась на локальные урбанистические традиции (исключая территорию Юго-Восточного Казахстана, которая, впрочем, не входила в орбиту ее влияния). И сам факт, что города возникали там, где до и много после, их не существовало, говорит о мощи и организованности государства, а также о налаженном аппарате влияния на гетерогенный социум. И в этом заключался один из секретов успеха Золотой Орды как государства – ее социальная гетерогенность.

На архитектурный облик и градостроительные традиции городов, расположенных на Урале, непосредственное влияние оказывали природно-климатические условия, которые сильно отличались от условий Южного Казахстана. Это – холодная, многоснежная зима и жаркое, засушливое лето. Отсюда особенности в строительстве усадеб, в частности, наличие более мощной системы обогрева, иные размеры комнат и построек, которые по своим параметрам ближе к поволжским, чем к среднеазиатским.

Материалы и методы. Историческую загадку представляет собой географическое месторасположение золоордынских городищ. В современное время месторасположение городища Актобе довольно далеко от естественного источника питьевой воды, и достаточно близок от Сарайшика и находящейся там переправы, чтобы не давать повода придавать ему статус очередного караван-сарая. Следует продолжить изыскания, в том числе и геологического характера на предмет выявления некоего стратегического продукта, чья ценность послужило оправданием существования данного памятника.

Учитывая довольно скромные, выявленные на сегодня размеры, представляет интерес его логика снабжения питьевой водой, набором продуктов и так далее. Большой комплекс ремесленных изделий опровергает его только торговое значение. Таким образом, широта охвата различных научных сфер археологией окружающей среды очень велика и результаты исследований зачастую ошеломляют научный мир.

С учетом мирового опыта, необходимо выявить следующие моменты: анализ продуктовой корзины, т.е. предметы питания, способность географического ландшафта прокормить энное количество людей, природные явления и события повлиявшие на численность населения средневекового города, изменение русла реки Урал в период развитого средневековья, засоленность почвы, изменение природной среды, включая почвенный и растительный покров. Многочисленные исследования российских ученых дореволюционного периода оставили немало ценной информации и догадок, чьи исследования помогут восстановить историческую реальность.

Обсуждение. После вхождения территории Казахстана в состав Российской империи, началось изучение истории тюркских народов дореволюционными российскими исследователями. Многочисленные ученые – востоковеды, географы, историки, лингвисты, этнографы, биологи, зоологи и геологи сделали многое для изучения истории, культуры и быта казахского и других народов Центральной Азии. Именно они на наш взгляд, сумели заново открыть для мировой культуры богатство и многообразие историко-культурного наследия казахского народа. Многие выдающиеся дореволюционные российские исследователи, такие как П. Паллас, П.И. Рычков, А.И. Левшин, К.Ф. Гебель, А.Е. Алексеев, В. Григорьев и другие исследовавшие природу, флору, фауну, климат, рельеф, этногенез и этническую историю, родоплеменной состав, культуру и быт народов Центральной Азии, относились с уважением и симпатией к казахскому народу и его истории. На наш взгляд, большинство демократически настроенных российских исследователей в силу своей честности, порядочности и ответственности перед исторической наукой не могли ввести в заблуждение научную общественность, которые глубоко интересовались богатейшей историей и этнографией народов Центральной Азии. Таким образом, в силу определённых исторических обстоятельств проблема изучения наиболее актуальных проблем исторической науки казахского народа остаётся пока еще слабоизученным.

Дореволюционное изучение древней и средневековой истории казахских степей в российской историографии имеет богатое наследие и важное, непреходящее значение. Данный период исследований довольно четко структурирован: от путевых заметок путешественников до полноценных, носящих академический характер исследований. По мере колонизации Степного края, колониальные власти и администрация все более осваивают не только хозяйственное значение вновь обретенных земель, но и их культурное прошлое. Понятное дело, что исследование проводились в русле имперской научной мысли, когда потомки некогда грозных для будущей империи кочевых народов, в глазах исследователей представлялись как общества с крайне низкой стадией общественного развития. Так, классик российского источниковедения, будущий губернатор Астрахани Татищев, ища историческую канву в знаменитом «Слове о полку Игореве», вносил свои «корректировки» в летописях, по меткому замечанию О. Сулейменова, «дописывал и додумывал». Подобная трактовка тех или иных исторических сюжетов, персоналий и мест, так или иначе сказывались на общем качестве работ того времени. Данная трактовка не должна вводить современного исследователя в затруднение, поскольку данные исследователей той поры по многим белым пятнам нашей истории остаются в единственном числе, что подчеркивает их важность, значимость и актуальность.

Бытовавшее и зародившее именно в этот период представление об монголо-татарском иге странным образом контрастирует с академической точностью и научной ответственностью ученых тех лет. Одним из примеров подобного диссонанса являлась проблема изучения золотоордынского периода в российской истории в дореволюционный период. Несмотря на примитивное представление о всей тяжести ордынского ига, ряд ученых тех лет, совершенно правильно определив ряд народов родственных населению Золотой Орды, начали системное изучение прошлого кочевников.

Исторический фон, на котором шло формирование научной мысли и знания, общеизвестен и в дополнительном представлении не нуждается. Высокомерие и снисходительность, столь характерное для исследователей на раннем этапе, во многом подогревались становлением чувством имперского превосходства, осознанием своей цивилизаторской миссии в среде «диких», некультурных народов, а также незнанием/неприятием чуждой им культуры. Данное отношение к объекту изучения - истории кочевых народов - находилось вполне в общеевропейских рамках понимания цивилизации и общехристианской морали. Поверхностное отношение к историческим данным, отсутствие научной критики источника и прочие детские болезни науки, сопровождали не только российских исследователей, а являлись своего рода мировой нормой научного познания того периода. К российской исторической науке в полной мере можно отнести и справедливое замечание того же О. Сулейменова, что к дореволюционным историкам и их детским болезням, примешивалась и обида за «подлое прошлое» (Сулейменов, 1975: 24).

Кроме того, нельзя забывать, что в период написания ряда работ, в состав Российской империи прочно вошли лишь окраины казахской степи. При изучении и оценки памятников, личностей и событий, так или иначе откладывались личностные эмоции или злободневная повестка. Особенно это заметно на примере межэтнических отношений среди кочевых народов. Так симпатии или антипатии российских исследований проявляются при изложении истории взаимоотношений казахов и башкир, казаков, туркмен, калмыков и так далее. Этот политический окрас обуславливается тем, что востоковедение долгое время была наукой прикладной, ее основным предназначением была помощь при колонизации степных регионов. Отсюда и особое отношение к путевым заметкам и дневникам. Обязательное упоминание местности, пригодной для ведения будущих боевых действий, детализация маршрута с упоминанием достаточного количества хорошей (питьевой) воды, колодцев, бродов и так далее. Особый упор на местных жителях с описанием быта, традиций, воинским снаряжением и тактикой. Понятно, что истории и культуре в этих условиях уделялось сравнительно мало места. Как будет представлено ниже, несмотря на изложение состояния древности, как правило в путевых заметках содержалась «научно-практическая значимость»: состояние торговых путей, указание мест для отдыха, колодцев, удобных переправ. Понятное что подобный интерес был вызван актуальностью сегодняшней повестке дня.

Тем не менее, вышеуказанное не в коем образе не должно повлиять на оценку научного вклада и деятельности первых российских ученый, оставивших свой след в отечественной науке. Более того, можно утверждать, что ко времени академического, научного познания кочевых народов, российская научная школа достигла новых высот и надолго стала определяющей в мировом кочевниковедении. Не секрет, например, что именно советская тюркология стала лидирующей научной школой в мире. Успехи российской и советской тюркологии, в частности, и кочевниковедения вообще, обязаны историческим соседством, обилию контактов в средневековье, сохранению источниковой базы и другими сопутствующими факторами. Кроме того, находясь в общем русле европейской научной школы, российские дореволюционные исследователи как правило обладали широким кругозором, широтой научного познания, имели хорошую филологическую подготовку. Выбор предмета исследования, а именно анализ работ широко известных в нашей историографии исследователей отнюдь не случаен. Доступность редких прежде источников в интернет пространстве привело не только к росту интереса к ним, но и позволило облегчить проведение аналитического исследования их содержания Новые и ранее неизвестные факты, находки, теории в условиях нашего информационного века появляются с ранее невиданной скоростью, что должно сопровождаться процессом переосмысления. Именно этим обстоятельством объясняется выбор в качестве основного - метода критического анализа ранее опубликованных работ.

Как объект археологического исследования, территория Золотой Орды представляется уникальной зоной сосуществования гетерогенных культурообразующих сред, как кочевых, так и оседло-земледельческих. Исследование древних и средневековых культур на территории Казахстана является не только актуальным, но и представляет непреходящий интерес в контексте формирования фундаментальной базы историко-археологического знания в целях наиболее эффективной реализации программы «Рухани жаңғыру» в условиях модернизации общества и государства.

Специфика Золотой Орды, обусловленная ее вмещающим ландшафтом, заключалась в том, что поддержание взаимосвязей ее отдельных частей, могло обеспечиваться подвижными социальными слоями населения и среди них прежде всего – кочевниками. Конечно, не все кочевники выполняли роль, связующих элементов инфраструктуры государственной, политической и экономической системы, однако в силу своей мобильности, со временем, они заняли именно эту нишу.

Материальная культура населения средневековых городов Золотой Орды развивалась в активном взаимодействии и взаимовлиянии с культурами других народов, как кочевых, так и оседлых, в процессе урбанизации в новых городах. Культура степных городов Золотой Орды, действительно, не опиралась на локальные урбанистические традиции (исключая территорию Юго-Восточного Казахстана, которая, впрочем, не входила в орбиту ее влияния). И сам факт, что города возникали там, где до и много после, их не существовало, говорит о мощи и организованности государства, а также о налаженном аппарате влияния на гетерогенный социум. И в этом заключался один из секретов успеха Золотой Орды как государства – ее социальная гетерогенность (Нуржанов, 2020: 96). Данные факты должны быть безусловно приняты во внимание и нуждаются в углубленном изучении. Если теория о исторической преемственности городов Казахстанского Урала найдет свое подтверждение, то следует наладить поиск, отбор и анализ всех видов письменных свидетельств. Так, согласно генуэзским торговым записям и содержащимися в них картах, Актобе – Лаэти представлен в виде довольно процветавшего крупного торгового центра или небольшого города, что указывает на его тогдашнею значимость. Привлечение географических карт, как латинских, так и восточных, в качестве новых источников позволит уточнить саму топонимику объекта, поскольку только Л.Л. Галкиным было выдвинуто предположение об соотношении городища и топонима, указанного на генуэзских картах. Сохранились и не введены в научный оборот по ряду причин карты русских путешественников периода позднего средневековья, где на предположительно на месте раскопок Актобе был указан город Рифан (Ризан), что также может быть отражением транскрипции какого-либо местного наименования.

Как правило городище Актобе упоминается в исторических трудах в связи с набегом генуэзцев и разграблением города Лаэти в конце 14 века. Подтверждением данного события могут быть арбалетные стрелы, обнаруженные на месте раскопок. Таким образом, следует признать недостаточность наших сведений о крайне интересном периоде нашей истории. Анализу должны подвергнуться географические карты, где площадь имевшихся городских и оседлых поселений представлена намного больше, чем известные нам памятники оседло-земледельческой культуры. Сохранившиеся письменные свидетельства даже в более позднее время также сообщают о наличии остатков городских строений, что также придает импульс дальнейшим изысканиям в этой сфере. 

К сожалению, единственными в своем роде работы где рассматривается городище Актобе – Лаэти как памятник золотоордынской культуры, остаются работы и отчеты Л.Л. Галкина, чьи отчеты о проделанной работе по проведению археологических работ на данном городище недоступны для ученых и широких масс, поскольку осели в архивах г. Москвы. Кроме того, отдельные аспекты или упоминания города Актобе содержатся в работах М. Касенова и М.Н. Сдыкова, где опять-таки объектом исследования выступает археологическое прошлое городища. Т аким образом, письменное наследие дореволюционных авторов может оказаться весьма важным и содеражательным в плане восстановления отдельных моментов прошлого, в том числе по истории золотоордынских городов.

Первыми исследователями богатого культурного и исторического наследия кочевников выступили путешественники П. Паллас и П.И. Рычков, которые в своих путевых заметках упоминали о древнем и богатом городе, чьи развалины находились выше современного им города Гурьева. Казачья станица Сорочинка или Сарайчинский форпост к тому времени стали частью Уральской пограничной (военной) линии, чьим назначением было отражение набегов казахов. Широкий научный кругозор позволил первым исследователям совершенно правильно определить данные развалины как руины ногайской столицы, Сарайчика. Упомянутые свидетельства дают нам возможность увидеть степень сохранности памятника на тот исторический отрезок времени. Немецкий ученый Петер Симон Паллас в1769 году, почти через 190 лет после разгрома Сарайчика,описывалостатки города так: «Вал сорвом еще виден ивокружности имеет допяти верст (1 верста = 1,066 км). Онначинается приугле, который тихо текущая изстепи речка Сарайчик делает сЯиком, около полторы версты ниже нынешнего форпоста, потом продолжается вверх этой речки инапоследок, криво обошедший форпост, оканчивается приЯике. Посреди этого места проведен сухой ров, может быть, дляотвода прибывшей воды. Внутри вала находятся основания исводы каменного строения, ипоныне можно заключить, что вгороде были знатные дома. Употребленные настроение кирпичи продолговаты инарочито велики. Также есть дикий ломанный, сраковинными отпечатками бурый камень, которого нигде вокруг невидно» (Паллас, 2006: 88).

Более подробное описание памятника оставил А.И. Левшин, в своей статье «Известия о древнем татарском городе Сарайчик» (Левшин, 1824: 83), где указал не только все известные источники по истории города, но и приводит правильную датировку его появления, что согласуется с современными датами нумизматического материала. Богатый источниковый материал средневековых европейских путешественников, привлеченный Левшиным при написании этой статьи, а также сочинения мусульманских авторов, были дополнены устными преданиями и легендами «казанских и оренбургских татар». В Оренбургском архиве А. И. Левшин обнаружил целый ряд ценнейших документов. Среди них – распросные речи русских посланников в казахскую степь (М. Арапова, Я. Гуляева, Д. Гладышева, И. Муравина, И. Уракова и Р. Уразлина), переписка казахских ханов, султанов и родоправителей с местной администрацией, путевые дневники и маршруты путешествий по казахским землям русских дипломатов, горных инженеров, купцов, статистические ведомости среднеазиатской торговли России и проч. Обстоятельное изучение всей совокупности этих документов позволило молодому исследователю составить подробную опись архивных дел, а также предпринять необходимые меры для улучшения условий сохранности документов.

Работа с историческими источниками увлекла А.И. Левшина и вызвала желание написать подробную историю казахского народа с древнейших времен. Но для реализации этого обширного замысла требовались соответствующие условия (нужная литература, консультации отдельных специалистов) и большое напряжение интеллектуальных сил. Последнего не могло обеспечить в тот период сильно пошатнувшееся здоровье А.И. Левшина. Поэтому он принял решение оставить Оренбург и 26 июля 1822 г. получил увольнение от должности. Через восемь месяцев после продолжительного лечения Левшин возвратился в Петербург и вновь поступил на действительную службу в Азиатский департамент МИД. В приведенном абзаце, нас заинтересовало характеристика Сарайчика как местопребывания кыпчакских ханов на период 3-4 месяцев в летний период времени. Данное упоминание о Сарайчике как кратковременном месте, временной ставке тем примечательно, что А.И. Левшин приводит свою интересную догадку о Шейбани – хане как основоположнике Сарайчика. О большом влиянии кочевников на этот город указывает и его археологическая специфика: характерное для золотоордынских городов широкое расселение, остатки юртовых сооружений, содержание мусорных ям и так далее. В середине 20-х гг. А. И. Левшин завершил ряд разделов своего основного историко-этнографического труда о казахском народе. В 1824 г. в письме к Ф.В. Булгарину (тогда еще не запятнавшему себя сотрудничеством с жандармами) он сообщал о своем намерении прислать в ближайшем будущем в «Северный архив» несколько статей о казахах и сопроводил это обещание текстом новой рукописи. В 1824 г. на страницах «Северного архива» было напечатано «Известие о древнем татарском городе Сарайчике» (Левшин, 1824). Статья содержала описание развалин бывшей столицы Ногайского ханства в XIII–XVI вв. и соображения автора о времени и обстоятельствах появления города Сарайчика. В работе речь идет также об этногенезе казахов. А.И. Левшин не только отверг прежде распространённую гипотезу о том, что киргиз-казаки произошли от татар Золотой орды, но и стремился доказать, что их предки проживали в Степях гораздо раньше. Со временем «они наконец слились в один народ (...). Язык, религия, образ жизни, нравы служат тому доказательством».

Кроме данных по его состоянию, нас заинтересовало описание уважительного отношения казахов к развалинам Сарайчика. Трактуя его, Левшин упоминает о неком святом мусульманском угоднике, чье захоронение находилось в пределах тогдашних развалинах. Историческая память, как общеизвестно, у кочевников всегда являлась маркером для определения прав на ту или иную местность. Здесь уместно вспомнить претензию Барак хана на город Сыгнак, где его предок, Урус хан возвёл там постройку. Погребальные сооружения у кочевников всегда играли роль определения прав древности на территорию. Могила святого, по-видимому, выполняла ту же роль, поскольку, зная политическую ситуацию тех лет на Уральской линии, иначе чем правом местных казахов на выпас скота, трудно дать объяснение той практики жертвоприношения, которую упомянул А.И. Левшин. Значимость работы Левшина, конечно, не ограничивается приведенными замечаниями, поскольку она по сути является первой обзорной научной работой по истории и культуре Сарайчика, заложившей дальнейшие исследования.

Уникальной по своим приведенным свидетельствам является работа К.Ф. Гебеля (Гебель, 1835), чья работа «Обзор путешествия в степи Южной России» может послужить фундаментом при изучении палеоботаники нижнего течения Урала. В своих описаниях исследователь постоянно подчеркивает благодатную почву данной местности, и указывает широкую культивацию растений: «13 мая посетил я окрестности Гурьева, уложил в ящик разные собранные вещи и отдал на почту, а 14-го снова пустился в дорогу. Мы принуждены были ехать с Сарачика вверх по Уралу, потому что в продолжение немногих дней, проведенных нами в Гурьеве, наполнили водою канал между Уралом и Каспийским морем, и переехать на другую сторону можно было только выше Сарачика, на пароме. Посетив 15 мая Древний Сарачик при реке Урале, и приказав вскрыть несколько старинных, еще сохранившихся в целости могил, я направил путь по северному берегу Каспийского моря через степь, на Астрахань. Исследование многих высохших соляных озер, которые содержат в себе огромные пласты соли в глубине от 2 до 4 футов под поверхностию земли, собирание степных растений, также разных соляных кореньев для испытания оных в отношении к получению из оных соды и проч., доставили и мне и моим спутникам довольно занятия» (Гебель, 1835: 3). Подобный характер почвы благоприятен не только для нужд животноводства, но и земледелия, а также указывает на достоверность источников, подчеркивавших развитую земледельческую культуру Золотой Орды.

Успешные и постоянные исследования химического состава почвы в этой местности помогут лучше понять принцип функционирования Сарайчика не только как транзитного центра, но и самодостаточного города, независимого от временных колебаний в течении года. Если рассматривать Сарайчик в контексте всего Улуса Джучи, становится понятным его значимость. Поскольку частота караванной торговли была ограниченный от времени города, ее временной характер не мог стать фундаментом для столь длительного существования города в резко континентальном климате. Отсюда следует рассматривать Сарайчик в ряду прочих городов золотоордынского периода, чье хозяйство, по-видимому, было комплексным: земледельческое, ремесленно-торговое и кочевое начала в равной мере служили основой для функционирования города. Данный тип хозяйства был продиктован не только географическими условиями, но и политическим единством и экономическом развитии, а также общественным строем государства Джучидов. Ведь как известно, кочевники в Улусе Джучидов не только выполняли охранные и военные повинности, но и находились в привилегированном положении. Отдельно остановимся на утверждениях о том, что в казахском обществе было слабо развито земледелие. На наш взгляд, данное утверждение не соответствует исторической действительности. Даже по материалам переписи можно утверждать о том, что в отдельных областях Казахстана еще до прихода российских переселенцев уже функционировало земледелие. Так, например, П.Г. Галузо, тщательно проанализировав сведения, представленные П.П. Румянцевым, обследовавшим кочевое и полукочевое казахское хозяйство Семиречья в начале ХХ века, опроверг утверждения о том, что земледелие у казахов стало развиваться только под влиянием крестьян – переселенцев. Он пишет: «…казахи Семиреченской области начали заниматься земледелием не только задолго основания в ней русских казачьих крестьянских поселений, но и задолго до присоединения области к России, не менее 40% процентов общин уезда начали заниматься земледелием задолго до основания в нем первых казачьих и не менее 50% – до основания русских крестьянских земледельческих поселений» (Галузо, 1978: 117). В конце ХIX – начале XX века земледелие становится основным занятием части населения. Им кроме крестьян – переселенцев занимались и казахи, которые по переписи 1897 года составили 55,4 % всего земледельческого населения Туркестанского края» (Бекмаханов, 1957: 43).

Интересно, что подобные предположения доказываются и в описании Сарайчика оставленным А.Е. Алексеевым (Алексеев, 1867: 3). Его указания на благодатный климат, наличия огромного количества артефактов той эпохи и богатство его современников ценны тем, что пробные раскопы показали богатый культурный слой: «…в западной части развалин города есть цитадель, стены которой гораздо выше описанного вала. Фигуру цитадель имеет неправильную, длина ее200 сажень, аширина 100 сажень. Внутри цитадели есть признаки развалившихся построек исклепов, которые, как видно, были сделаны изхорошего жженого кирпича иизразца. Изсклепов сохранился только один, который называют ханской могилой». По сути, первый археологический раскоп Алексеева породил огромный интерес к руинам Сарайчика. По описанию, Сарайчиковская крепость и сами руины отстояли друг от друга на приличном расстоянии, что наблюдается в его заметках «…..мы усевшись на рыдван, отправились в дорогу….так как развалины … находятся от крепости не более 150 саженей..». Интерес здесь представляет контраст по сравнению с описаниями прежних исследователей, которые располагали крепость в шаговой доступности от руин Сарайчика. Кроме того, именно Алексееву мы обязаны за описание хорошо сохранившийся части Сарайчика, что важно для изучения ежегодных колебаний Урала. Не менее важным для последующих исследований представляются указания на два факта: поведение нанятых казахов при раскопках и упоминание заботы Джангир хана о руинах города. «На другой день ко мне явилось много рабочих киргизов (казахов), и из них едва только 20 человек я уговорил наняться, разрывать возвышенности города, который они считают святым, особенно те его части, которые огорожены Джангир ханом». Плохое состояние казахов, вынужденных заниматься разнорабочим трудом, представление о святости Сарайчика и связанных с ним легенд и суеверий, забота кочевой элиты о сохранении культурных ценностях, меценатство Джангира хана - неполный список тех интересных выводов способных пролить свет на «белые пятна» истории края.

Еще одним важным свидетельством, оставленным Алекскеевым для историков, является упоминание мнения и легенд казаков: «….развалины эти исстари называются ими «Можары» (мазары?), и прадеды их, первыми пришедшие в Сарайчик, брали из этих развалин кирпичи и строили из них свои дома и службы..». Кроме этого упоминания есть и свидетельства того, что местное население охотно использовало разрушенный материал для постройки новых сооружений. Известный интерес для этнографов представляет и упоминание об одежде на шестах, находившихся в склепе, а также обилие кувшинов и другого инвентаря, продолжавших использоваться в быту. Кроме того, именно свидетельства описания Алексеева позволили нам приблизительно характеризовать остатки Сарайчика в наши дни как всего лишь 60% от описания Сарайчика в 1860-е года.

Данными, важными для исторической науки, является упоминание о других городищах, расположенных неподалеку от областного центра города Атырау. Наличие караван сараев недалеко от Сарайчика – факт, не вызывающий удивление, однако на картах того и предшествующих периодов то и дело фигурируют многочисленные поселения, что в корне меняет прежде устоявшееся представление о процессах урбанизации и номадизма в данном регионе.

Изучение картографии разных периодов – актуальная не только для периода функционирования данного города, но и в целом по истории Казахстана. Именно районирование Северного Прикаспия указывает на существовавшую здесь обширную цепь разноплановых памятников оседло-земледельческой культуры. Городища Жайык, Актобе – Лаэти, Мангыстау все еще ждут своего исследователя.

Транзитное положение Сарайчика опытным путем доказал и В. Григорьев в своей работе «Описание Хивинского ханства и торговой дороге туда из Сарайчиковской крепости». Данная работа представляет собой все тот же путевой дневник, в котором путешественниками откладывались достойного рода воспоминания и наблюдения. Интересный нам отрывок, касательно Сарайшика и его окрестностей, включает в себя описание посещения крепости и развалин. Особенно необходимо отметить значимость древность удобной и торговой дороги, указанной в комментариях: «..этой дорогой известной под именем Старой ногайской, тем важнее, что, судя по остаткам больших и прочных путевых по ней сооружениям, каковы мосты, колодцы, караван-сарай, укрепления, - должно с полной достоверностью заключать, что это во времена монгольского владычества и процветания Сарая на Волге, а быть может и ранее того – еще в период Итиля и хазарского владычества – был главный путь, коим ходили караваны из Средней Азии в Восточную Европу и обратно, переправляясь через Урал у Сарайчика, нынешнего Сарайчиковского форпоста» (Григорьев, 1908: 5). Из данной длинной цитаты мы можем понять важность данного торгового маршрута, а также «неизбежность» появления Сарайшика. Удобная для осуществления транзитной торговли местность, переправа, обилие кормовой базы – все эти преимущества должны были привести к появлению/закладке города. Другое дело, бытовавшая на заре независимости гипотеза о многочисленном городе, способном сравняться с Багдадом и Константинополе – потерпела закономерное фиаско. Тем не менее сохранившаяся память о Старой Ногайской дороге должно натолкнуть на определенные размышления.

Характеризуя степень благоустройства этой, караванной дороги, путешественник М.И. Иванин писал: «В историческом отношении в этой части Азии особенно заслуживает внимания эпоха аравийской торговли и владычества Чингизидов, в которую выкопаны были в безводных степях глубокие колодцы, одетые внутри камнем, построены каменные здания (вероятно, караван-сараи и ныне видны), проложены пути, удобные для движения торговли, так что - по словам историка XIV в, - путешественники из Хивы в Крым могли не брать с собою никаких запасов, потому что все необходимое находилось в караван-сараях» (Иванин, 1847: 4).

Изложенные факты позволяют говорить о том, что строительство этой дороги или окончательное ее благоустройство было осуществлено в зо­лотоордынский период – в первой половине XIV в., когда караванная торговля расцветала. Кирпичные караван-сараи северного отрезка дороги не сохранились до нашего времени. Вероятно, что они имели общий характер конструктивного решения с постройками южного отрезка дороги, так как и те и другие были построены «сравнительно одновременно, как единый комп­лекс оборудованной дороги». Крупноразмерный кирпич караван-сараев северного отрезка дороги (28 х 28 х 6 см), отличавшийся от мелкоформатного обожженного кирпича Хорезма золотоордынского периода (22 - 23 х 22 -23 х 5 см), возможно, был привезен из низовьев Сырдарьи или из г. Сарайчика, который в XIII–XVI в.в. был торгово-политическим центром нижнего Приуралья, где велось большое строительство и было организовано производство обожженного кирпича. Материалы исследований развалин Старой ногайской дороги, несмотря на их фрагментарность, свидетельствуют о крупных масштабах и высоком уровне строительных работ. Архитектура зданий караван-сараев оказала большое влияние на дальнейшее развитие народного зодчества региона. Это влияние выразилось прежде всего в освоении техники обработки и применении каменных блоков и плит при строительстве монументальных мавзолеев, которые знаменуют начало нового этапа в развитии местного мемориального зодчества.

Заключение. Следует указать на тот факт, что вопрос взаимодействия номадизма и урбанизации в аридных территориях Западного Казахстана остается еще малоизученным. Если с точки зрения археологических изысканий, работа по поиску новых материалов ведется достаточно плодотворно и успешно, то с точки зрения полноты реконструкции исторических процессов еще далека от завершения. Несомненная связь между Нижнем Поволжье и Урало-Каспийском регионом проявляется не только в области градостроительной практики и специфики утвари, она и общностью судеб. В отечественной исторической науке, появление оседлой культуры на Казахстанском Урале до сих пор увязывают с политическими решениями золотоордынских ханов. Однако учитывая сенсационное обнаружение хазарского слоя на городищах Сарай-Берке и Сарай-Бату, а также тот факт, что на месте городища Сарайчика обнаружены фрагменты до золотоордынского времени, а именно постройки жилищ ХІ–ХІІ вв. и наличие черноглинянной посуды, предположительно кипчакского типа, можно сделать заключение о многообразной форме функционирования оседло-земледельческой культуры. В этом контексте, материалы российских исследователей дореволюционного периода являются кладезем редких и ценных свидетельств.

Краткий экскурс следует завершить предложением критического разбора всего того историографического материала, накопленного за долгие годы исследования жемчужины медиевистики всего Казахстана – города Сарайшика.

Список источников и литературы

Алексеев А.Е. О развалинах татарского города Сараиль – Джадита. // Уральские войсковые ведомости. – 1867. – 23 июля (№ 30). –С. 2-7.

Бекмаханов Е.Б. Присоединение Казахстана к России. –Москва, 1957. – С. 168.

Галузо П.Г. Земледелие казахского и киргизского крестьянства Семиречья во второй половине XIX века // Вопросы истории Казахстана. Ученые записки КазГУ. Серия историческая. Том 14. – Алма-Ата, 1978. Выпуск 12. – С. 125.

Гебель К.Ф. Обзор путешествия в степи Южной России. // Журнал Министерства народного просвещения. – 1835. – № 6.

Григорьев В. Описание Хивинского ханства и торговой дороге туда из Сарайчиковской крепости. // Труды Оренб. учён. арх. комиссии, 1908, т. 19, с. 183–193.

Иванин М.И. Поездка на полуостров Мангышлак в 1846г., с картой. // Записки Географического общества. –Кн. 2. СПб., 1847.

Левшин А.И. Известия о древнем татарском городе Сарайчик. // Северный архив. –Ч. 4. –СПб., 1824. –№ 4. –С. 179-190

Нуржанов А.А. к.и.н. Золотая Орда: урбанистический пейзаж степной цивилизации. Сборник материалов международной научно- теоретической онлайн-конференции «Роль и значение Улуса Джучи (Золотой Орды) в историко-культурном пространстве Великой Степи» 28 мая 2020 г. С.96-101.Паллас П.С. Путешествие по разным провинциям Российской Империи (Избранные главы). –Уральск: «Оптима», 2006. –269 с.

Сулейменов О.О. АЗиЯ. –Алматы, 1975. – С. 303

References:

Alekseyev A.Ye. O razvalinakh tatarskogo goroda Sarail' – Dzhadita. // Ural'skiye voyskovyye vedomosti. – SPb., 1867. – 23 iyulya (№ 30). – 3 р. [in Russian]

Bekmakhanov Ye.B. Prisoyedineniye Kazakhstana k Rossii. – Moskva, 1957. – 168 р.[in Russian]

Galuzo P.G. Zemledeliye kazakhskogo i kirgizskogo krest'yanstva Semirech'ya vo vtoroy polovine XIX veka // Voprosy istorii Kazakhstana. Uchenyye zapiski KazGU. Seriya istoricheskaya. – Tom 14. – Alma-Ata, 1978. Vypusk 12. – 125 р. [in Russian]

Gebel' K.F. Obzor puteshestviya v stepi Yuzhnoy Rossii. // Zhurnal Ministerstva narodnogo prosveshcheniya. – Moskva, 1835. – № 6. [in Russian]

Grigor'yev V. Opisaniye Khivinskogo khanstva i torgovoy doroge tuda iz Saraychikovskoy kreposti. // Trudy Orenb. uchon. arkh. komissii, 1908. – T. 19. 183-193 р.[in Russian]

Ivanin M.I. Poyezdka na poluostrov Mangyshlak v 1846 g., s kartoy. // Zapiski Geograficheskogo obshchestva. – Kn. 2. – SPb., 1847 [in Russian]

Levshin A.I. Izvestiya o drevnem tatarskom gorode Saraychik. // Severnyy arkhiv. CH. 4. – SPb., 1824. – № 4. – 179-190 р.[in Russian]

Nurzhanov A.A. k.i.n. Zolotaya Orda: urbanisticheskiy peyzazh stepnoy tsivilizatsii. Sbornik materialov mezhdunarodnoy nauchno- teoreticheskoy onlayn-konferentsii «Rol' i znacheniye Ulusa Dzhuchi (Zolotoy Ordy) v istoriko-kul'turnom prostranstve Velikoy Stepi» 28 maya 2020 g. – Almaty, 2020. – 96-101 р. [in Russian]

Pallas P.S. Puteshestviye po raznym provintsiyam Rossiyskoy Imperii (Izbrannyye glavy). – Ural'sk: «Optima», 2006. – 269 р.[in Russian]

ҒТАМР 03.20.00

РЕВОЛЮЦИЯҒА ДЕЙІНГІ РЕСЕЙ ТАРИХНАМАСЫНЫҢ АЙНАСЫНДАҒЫ САРАЙШЫҚ ЖӘНЕ АҚТӨБЕ ТАРИХЫ

Е.М. Ужкенов¹, Ғ.А. Шотанова²

¹Тарих ғылымдарының кандидаты, Ш.Ш. Уәлиханов атындағы Тарих және этнология институтының жетекші ғылыми қызметкері. Қазақстан, Алматы.

²Тарих ғылымдарының кандидаты, Ш.Ш. Уәлиханов атындағы Тарих және этнология институтының жетекші ғылыми қызметкері. Қазақстан, Алматы.

Аңдатпа. Бұл мақалада қазіргі Атырау облысының аумағында орналасқан Алтын Орда қоныстарының қызметіне қатысты Ресейдің революцияға дейінгі тарихнамасын зерттеудің теориялық және тарихи аспектілері қарастырылады. Бекітілген қоныстардың қызмет етуінің әртүрлі аспектілеріне арналған ғылыми еңбектерге қысқаша тарихнамалық шолу, сондай-ақ аналитикалық шолу жасалған. Бұрын белгілі болған, бірақ орыс зерттеушілері өз уақытында ұсынған ескертулер мен гипотезаларға көп көңіл бөлінеді. Мақалада орыс зерттеушілерінің негізгі еңбектері келтірілген, оларда белгілі бір дәрежеде Батыс Қазақстан далаларында қалалар мен қала өмірінің қалдықтары туралы сілтемелер бар. Сарайшықтан айырмашылығы, Ақтөбе Лаэти ешқашан ғылыми зерттеудің объектісі болған емес, дегенмен ол бойынша шектеулі археологиялық зерттеулер жүргізіліп, нәтижелері жарияланбаған. Ақтөбе Лаэтиінің маңыздылығы мерейтойлық датаны, Алтын Орданың 750 жылдығын кең көлемде атап өтумен ғана емес, сонымен қатар Батыс Қазақстанның далалық аймағындағы урбанизация мен көшпенділіктің өзара әрекеттесуімен де анықталады. Осыдан барлық қол жетімді дереккөздерді қосымша зерттеу, сонымен қатар аналитикалық талдаудың тақырыбы ретінде орыс зерттеушілерінің материалдарын таңдау қажеттілігі туындайды.

Түйін сөздер: ортағасырлық зерттеулер, Ақтөбе-Лаэти, дереккөздер мен тарихнама, көшпенділік, урбанизация, Алтын Орда, Алтын Орда кезеңі, дала, қала мәдениеті.

IRSTI 03.20.00

HISTORY OF SARAYCHIK AND AKTOBE IN THE MIRROR OF RUSSIAN HISTORIOGRAPHY OF THE PRE-REVOLUTIONARYPERIOD

E.М. Uzhkenov¹, G.A. Shotanova²

¹Candidate of Historical Sciences, Leading Researcher at Ch.Ch. Valikhanov Institute of History and Ethnology, Almaty, Kazakhstan.

²Candidate of Historical Sciences, Leading Researcher at Ch.Ch. Valikhanov Institute of History and Ethnology. Kazakhstan, Almaty.

Abstract. This article examines the theoretical and historical aspects of the study of the Russian pre-revolutionary historiography of the functioning of the Golden Horde settlements located on the territory of the contemporary Atyrau region. A brief historiographic review of scientific works devoted to various aspects of the functioning of the fortified settlements is given, as well as an analytical review. Considerable attention is paid to the previously known, but rethought notes and hypotheses put forward by Russian researchers in their time. The article lists the main works of Russian researchers, which to one degree or another contain references to cities and the remains of urban life in the steppes of Western Kazakhstan. Unlike Saraichik, Aktobe Laeti has never been the object of scientific research, although limited archaeological research has been carried out on it, the results of which have not been published. The very significance of Aktobe Laeti is determined not only by the large-scale celebration of the anniversary date, the 750th anniversary of the Golden Horde, but also by the poorly understood interaction of urbanization and nomadism in the steppe zone of Western Kazakhstan. Hence the need for additional research of all available sources, as well as the choice of materials by Russian researchers as the subject of analytical analysis.