Введение.Фольклор тюркских народов средневековья, нового и новейшего времени является одним из объектов изучения тюркологии. При этом он, безусловно, востребован антропологией, этнологией, лингвистикой, языкознанием и другими гуманитарными науками, ставящими человека в центр своего наблюдательного фокуса. Фольклор является богатым источником для реконструкции этнографии, мировоззрения и истории народа, которому он принадлежит.

Современная тюркская фольклористика насчитывает более века исследований, за данный период накоплена большая историографическая база. В свою очередь она сама по себе является источником для формирования научного представления о развитии данной науки. Систематизация и типология историографии представляется важным наукоемким актом, требующим пристального внимания со стороны научного сообщества.

Материалы и методы.Теоретическую основу исследования составили работы европейских и российских исследователей, относящихся к раннему периоду изучения тюркского фольклора. Методологической основой исследования являлся принцип историзма, поскольку объект исследования исследуется в своем эволюционном развитии и претерпевает изменения в обозначенный период. Так, в статье изучаются три последовательных этапа развития фольклористики внутри тюркологии, как дисциплины объединяющей изучение истории, этнографии и языка тюркских народов древности и средневековья. Системный подход позволил представить складывание единой тюркологической науки в контексте развития европейской и российской научных школ, различавшихся использованием различных групп источников, а также степенью привлечения результатов полевых исследований. Многомерность и сложность объекта исследования – тюркского фольклора в трудах европейских и российских исследователей – определяют в качестве одного из основных также междисциплинарный подход.

Обсуждение.Развитие тюркской фольклористики в Европе прежде всего связано с развитием собственно тюркологии, как самостоятельного ориентального направления. Одними из первых европейских исследователей, которых можно считать основоположниками тюркологииможно считать ученых Геттингенского университета Германии. Это Георг Томас фон Аш, путешественник, собиратель рукописей и этнограф (1729–1807 гг.), Петр Симон Паллас (1741–1811 гг.), Йоганн Эбергарт Фишер (1697–1771 гг.) и Август Людвиг фон Шлецер (1735–1809 гг.).

Следует отметить, что отдельные фрагменты древнетюркского фольклора были зафиксированы в исторических хрониках, прежде всего древнекитайских. Наиболее известная легенда повествует о формировании тюркского племенного союза под предводительством династического рода ашина. Известны подобные легенды о племенах гаочэ, отдельные элементы сказаний сеяньто, кимаков и других племен попали не только в китайские летописи, но и в исламские историко-географические трактаты. Однако обращение к ним, как полноценным научным источникам, произошло значительно позднее, в новое время.

Первый этап изучения тюркского фольклора связан с процессом общего накопления знаний, получении данных этнографического характера в том числе от носителей живых традиций фольклора, обнаружении рукописей с эпическим, мифологическим или религиозным содержанием. Его начало можно датировать серединой XVIII вв.

Результатыисследования.В истории кочевников Центральной Азии можно выделить несколько основных этапов, связанных с крупными историко-культурными и политическими трансформациями охватывавшими регион в разные хронологические периоды.

В качестве основных периодов выделяются: 1) сакский период, включающий раннесакский, классический сакский, позднесакский; 2) гунно-сарматский (усуне-канцзюйский, хунно-жужаньский). За каждым из периодов стоит политическая, языковая и культурная доминация того или иного племени, союза племен или раннегосударственного образования.

Ключевым для всех последующих периодов, задавшим главный вектор развития кочевой культуры и определивший важные особенности хозяйственно-культурного типа, стал раннесакский период. Последний, наряду с собственно сакским, часто именуется периодом ранних кочевников. Данный хронологический период связан с потрясениями, которые охватили Евразийскую степь на рубеже II-I тыс. до н.э. Произошедшие серьезные этнокультурные трансформации, полностью переформатировали мир эпохи бронзы и привели к формированию череды новых кочевнических культур, которые принято объединять в рамках «скифской культурно-исторической общности» (Мошкова, 1991:18).

К IX – VIII вв. до н.э. основные черты культуры ранних кочевников уже в большей или меньшей степени были оформлены и стали традиционными. Культурные новообразования, вместе с подвижными скотоводами быстро распространились по евразийской степи. Собственно скифский или сакский фольклор, как целостная система до нас не дошел, мы имеем некоторые фрагменты, зафиксированные в античных источниках, какая-то часть скифского наследия имеется в нартовском эпосе осетин. Учитывая языковую характеристику скифов и саков, важным материалом становится религиозная поэзия индоиранских народов, в первую очередь известная из Авесты и Ригведы.

Важным источником по культуре ранних кочевников является скифо-сибирский звериный стиль. Данное ювелирное искусство со стремительными или деформированными изображениями определенных животных, в определенных позах – сценами борьбы и противостояния, обеспечивает его узнавание среди прочих изображений животных и «звериных стилей». При этом, скифо-сибирский звериный стиль является не собственно стилем, но больше культурным феноменом отражающим особенности мировоззрения, являющийся своеобразным срезом раннекочевнической традиции включающей мифы, эпос, обрядовые действия (Погребова, 2005: 578–582).

Визуальный фольклор – определение в отношении скифо-сибирского звериного стиля, сделанное Д.С. Раевским, позволило исследователю провести сравнение звериного стиля, как целостного феномена с арийской поэтической традицией. Как отмечает ученый главной особенностью звериного стиля на его ранних этапах является абсолютное преобладание изображений одиночных, изолированных фигур животных при отсутствие действия, повествовательного элемента. Это соотносится с Ригведой, которой практически не свойственно сюжетное изложение событий и их логически обоснованная последовательность. Мифы чаще всего не излагаются, а называются в формульных выражениях. В отношении того или иного божества перечисляются эпитеты, которые представляют собой его «свернутые» действия, а произнесение эпитетов связано с магической практикой ведийских ариев(Раевский Раевский, Кулланда, Погребова, 2013: 132–133).

Другим проявлением этого концепта выступает к примеру сравнение Индры с ножом или с быком. Данные дополнительные «изображения» умножают смысл создаваемого образа в гимне и тем самым многократно усиливая воздействие на него. В этом случае мы приближаемся к образам скифского анималистического искусства, которые не являясь непосредственно иконическими знаками скифских богов, тем не менее представляют своего рода их символы или символы разных элементов модели мира, воплощенных в конкретных персонажах, их метонимические обозначения. То есть произведение скифского искусства, обладают семантическим и композиционным сходством с вербальным гимном, выступая его визуальным эквивалентом.

Свидетельством сходства скифского визуального фольклора с ведической традицией выступают т.н. игровые изображения в виде загадок или зооморфных превращений. Часто из нескольких самостоятельных фигур животных или их частей, нового образа, или с использованием отдельных деталей «основного» изображения новых зооморфных фигур. Примером подобных может служить обнаруженная в кургане 3 могильника Тасмола V, костяной, видимо поясной пряжки (Маргулан, 1966: 397). Игровое начало в подобных изображениях предполагает не просто их созерцание, а высокую степень включенности зрителя и активность наблюдения (Раевский, Кулланда, Погребова, 2013: 143).

Игровые приемы в ведийской поэзии достаточно разнообразны. Как отмечает Д.С. Раевский именно в данном случае наиболее наглядно «проявляется специфическая близость ее поэтики с поэтикой скифского звериного стиля» (Раевский, Кулланда, Погребова, 2013: 151). При этом дело не только в самом принципе, но в способах конкретной реализации. Ведийской поэзии свойственны различные звуковые приемы, намеки, анаграммы, которые позволяют выстраивать дополнительные смысловые элементы в гимн посвященный тому или иному божеству. Это прямо перекликается с указанными выше изображениями загадками представленными в скифском искусстве. Таким образом по мнению исследователя в сложении скифского звериного стиля, важнейшую роль сыграла принадлежность скифов к индо-иранскому миру, что сказалось и на способах построения изображений животных. Скифский звериный стиль демонстрирует семантическую и прагматическую близость к вербальным гимнам древних народов индоиранской группы (Раевский, Кулланда, Погребова, 2013: 151).

Параллелью к подобным соответствиям могут быть свидетельства из культуры раннесредневековых скандинавов. Изобразительное искусство скандинавов эпохи викингов, и поэтическое, восходит корнями к эпохе Великого переселения народов и его завершению в регионе в виде периода вендель. Чаще всего викинги изображали зверей, далее постепенное развитие приводит к появлению сложного мотива в виде ленточного орнамента в который вплетены представители фауны – змеи, птицы и другие, в том числе мифологические животные. Искусство уникально и узнаваемо, не менее чем скифский звериный стиль. Данному искусству, полному загадок, сложных композиций соответствуют специфические формы поэзии. Еще средневековый автор СнорриСтурлсон включил в истории о богах и героях свой учебник поэзии. Он разделял две главные формы поэзии скальдов на хейти (heiti) и кеннинги (kenninger). Хейти – наиболее простая метафорическая форма, представленная метафорами, выражаемыми при помощи синонимов, при этом часто употреблялись редкие, неестественно звучащие выражения, которые заменяли обычные слова. Кеннинги – наиболее характерный элемент скальдической поэзии. Они состояли из двух частей: главного слова и определяющего слова. Последнее употребляется в родительном падеже или являлось первой частью главного слова. Определяющее слово само могло быть двухчастным кеннингом, и, таким образом, метафора состояла иногда из четырех или даже пяти частей. Скальдическая поэзия насчитывает многие тысячи образцов кеннингов – «море раны» или «пот меча» - кровь, «кормилец воронов» - воин, «конь волн» - корабль, «поле золотого кольца» - женщина, «пламя Рейна» - золото, «бремя карликов» - небосвод.Последниекеннинги напрямую связаны с мифологией и фольклором древних германцев «Сагой о Волсунгах» (Роэсдаль, 2001: 47).

То есть в культуре удаленного от скифо-сакских кочевников народа, можно засвидетельствовать непрямую аналогию соотношения форм изобразительного и вербального искусства. При этом именно образ викингов даже сегодня представлен в массовом сознании в виде жестоких воинов, которыми они достаточно часто и являлись. Война и поэзия в культуре разных народов идут «рука об руку» и это нам ярко и наглядно демонстрирует скифо-сакский звериный стиль.

Исследователи отмечают наличие обратной связи кочевого образа жизни и воинственности. Новые формы быта и хозяйства заставляли практически все мужское население быть в постоянной военной готовности. В достаточно стрессовых условиях, на первое место выдвигались «наиболее отважные, смелые и предприимчивые воины», а постоянные боевые столкновения «порождали народных героев». В целом общество ранних кочевников определяется исследователями как «общество героической эпохи» (Артамонов, 1973: 6-7), (Грязнов, 1961:31). Образы звериного стиля, выполненные на предметах вооружения, украшениях и конском снаряжении, обладали предметным, вербальным и акциональным содержанием, показывающим культурный код, безусловно ориентированный на войну, военное дело. Очевидно, что «воинская среда и явилась определяющей в формировании эстетических принципов скифского искусства» (Хазанов, 1976: 40–51). Несколько примеров из культуры кочевников подтверждают выше сказанное. Во-первых устами самих скифов, в сообщении Лукиана Самосатского, скиф Токсарис рассказывает: «У нас ведутся постоянные войны, мы или сами нападаем на других, или выдерживаем нападения, или вступаем в схватки из-за пастбищ и добычи…» (Великая Степь в античных и византийских источниках, 2005: 319–320).

Второй этап развития фольклора – гунно-сарматский. Учитывая, что мы имеем дело в своей основе с бесписьменными народами наиболее доступным источником по фольклору становятся генеалогические предания. Непосредственно генеалогия это коллективное народное знание которое функционирует в форме всеобщей социально-исторической памяти, сохраняя преемственность и актуальность самой генеалогической традиции, передающейся во времени. У кочевых народов она наравне с данными по фамильной, родовой и племенной генеалогии, так же содержат сведения по исторической топонимике, легендам и мифам. Важным функциональным свойством генеалогии является его инструментализация в виде соционормативного регулятора семейно-брачных отношений, наследственных прав, системы родства (Алпысбес, 2005:4-20). Генеалогические легенды представленные в китайских хрониках очевидно были фрагментами древних шежире и в контексте этого имеют определенную близость с западноевропейскими средневековыми memoria, которые являлись показателем и залогом сословного «качества» – знатности и благородства членов определенного рода, как в историческом моменте так и перспективе.

Одним из первых исследователей предоставивший в руки европейской наукисведения по тюркскому фольклору, стал пленный капитан шведской армии Карла XII, сосланный в 1711 г. на поселение в г. Тобольск, Филипп Иоганн Табберт (позднее Страленберг (1676–1747 гг.). Вего работе «Северная и Восточная часть Европы и Азии», кроме прочего, приводились сведения о культуре и языках тюркских народов Сибири(Страленберг, 1985:220).

Первый академик-востоковед, Теофил (Готлиб) – ЗигфридБайер (1694 -1738), является и первым тюркологом в Академии Наук. Среди целого ряда восточных языков, которыми занимался Байер, были и тюркские, о чем свидетельствует его перевод «Образец [из] книги [Абу-л-Гази] Шаджара-и Тюрк - [Родословная тюрок]. Латинский перевод Теофила Зигфрида Байера» (Bayer,1732: 356).

Имя Т.-З. Байера упоминается также в истории изучениятюркских енисейских рунических надписей в связи с его попыткой объяснить знаки этих надписей через кельтскоеписьмо. (Bayer, 1729: 470-481). В собирании и публикации енисейских надписей оставилслед и известный натуралист и путешественник акад.П.С. Паллас (1741-1811), издавший несколько рунических надписей (Pallas, 1793: 237-245).

Другим европейцем на российской службе, был Яков Линденау, участник Великой Северной экспедиции (или Камчатская экспедиция). В 1741 году он составил описание пути по реке Лене, а затем вернулся в Охотск. В 1742–1744 годах он предпринял ряд походов по сибирским рекам, составив описания Удского острога, реки Уды, Медвежьих и Шантарских островов. Исследователь записал первые и малоизвестные записи якутских народных преданий в труде «Описание якутов. Материалы, собранные с 1741 по 1745 гг.» (Линденау, 1989:6-20).

В это же время в руки исследователей попадает одно из важнейших эпических сказаний тюркских народов огузской языковой группы. В 1770-е гг. в королевской библиотеке Дрездена немецкий арабист Якоб Иоганн Рейске обнаружил дастан «Китаби Деде Горгуд». Однако, недостаточно хорошо изучив содержание эпоса, он представил рукописью, которая связана с историей смерти Османа-паши. На первой странице рукописи на арабском языке было написано: «Китаби Деде Горгуд али лисанитаймфейи Огузан», т. е. «Книга Деде Горгуда на языке тайфы (племени) Огузана». Так данный памятник получил свое сегодняшнее наименование – «Книга моего деда Коркута». Интересно отметить, что впервые о Коркуте сообщает в 1638 году немецкий путешественник и ориенталист Адам Олеарий, который находясь в Дербенде, услышал сказания Коркута, и указывал, что здесь имеются могилы жены Газан хана, Бурлы-хатун, а также самого Коркута. Немного позднее востоковед Флейшер знакомится с рукописью, однако и он, основываясь на пометку, указывающую об истории смерти Османа-паши в 993 г. хиджры (1558 г.), включил ее в каталог как памятку XVI в. В 1815 г. немецкий востоковед Генрих Фридрих фон Диц (1751–1817) опубликовал в переводе на немецкий язык одно из двенадцати сказаний огузского героического эпоса «Китаби Деде Горгуд» под названием «Убийство Тепегеза (Темень-глаза) Басатром». На русский язык все 12 песен сказания были переведены позднее В.В. Бартольдом (Anikeeva, 2015:113).

1803 г. Академия Наук получила новый устав, благодаря которому представилась возможность пригласитьи зачислить с 1 сентября 1804 г. в число адъюнктов Академии по восточным языкам и словесности немецкого ученого

Генриха-Юлиуса Клапрота (1783-1835) (экстраординарный академик с 11 марта 1807 г.). Научные интересы Клапрота были весьма обширны: языкознание и история, география и этнография: он изучал языки: китайский, маньчжурский, тибетский, тюркские, грузинский, армянский и др. (Веселовский, 1897:727). Находясь в России в течение семи лет, Клапрот получил блестящую дляориенталиста возможность совершить путешествия по Сибири(1805-1806) и Кавказу (1807-1808) и, результаты его наблюдений были изложены в ряде книг. (Кlаргоth, 1812-1814). Клапрот собрал также значительный материал по этнографии и языкам башкир, казахов, киргизов, якутов и тунгусов. В работе о сибирских древностях Клапрот пытался объяснить тюркские руны черезгреческое письмо.(Кlаргоth, 1824-1831).Клапрот одним из первых заинтересовался языком и алфавитом древних уйгур. Мимо его внимания не прошли такжеи памятники тюркской письменности.

В начале XIX века наступает следующий этап, в рамках которого происходит первичный анализ фольклора, целенаправленная публикация фольклорных произведений. Значительно расширяется источниковая база. В руки исследователей поступают фольклорные произведения тюркских народов Урала, Сибири, Кавказа. Однако к XIX в. европейская тюркология представляла собой прежде всего область языкознания, однако уже на ранних этапах исследователи обращали внимание на фольклорные источники.

Востоковеды в XVIII в. и почти в течение всего XIX в. (Байер, Кер, Клапрот, Френ, Дорн, Вельяминов-Зернов и др.)в силу специфичности материала исследования были филологами-энциклопедистами, владевшими целым рядом восточныхязыков и работавшими в обширной области «восточнойсловесности и древностей», т. е. занимались литературами, историей, этнографией и языками народов Востока.

К числу востоковедов-энциклопедистов, внесших свойвклад в развитие отечественной тюркологии, принадлежитБ.А. Дорн (1805-1881), историк и географ Кавказа и БлижнегоВостока. Ему принадлежит первое описание арабских,персидских и тюркских рукописей Петербургской Публичной библиотеки (Dorn, 1852).

Примерно с середины XIX в.с развитием восточной филологии зарождается новая самостоятельная дисциплина - восточное языкознание, наиболее яркими представителями которой были О. Н. Бётлингк, А. А. Шифнер, В.В. Радлов, К.Г. Залеман.

В 1812 году в Казани была издана книга «Куз-Курпяч. Башкирская повесть, писанная на башкирском языке одним кураичем и переведенная на российский в долинах гор Рифейских 1809 года», ставшая одной из первых литературных обработок башкирского эпоса «Кузыйкурпяс и Маянхылу». Автор работы Тимофей Савельевич Беляев (1768–1846 гг.) крепостной прокурора Оренбургской губернии Н.И. Тимашева. Это был один из первых литературных переводов данного эпоса на русский язык (Хуббитдинова, 2018:156).

С открытием в 1818 г. Азиатского музея в Академии наук, самого крупного собрания книг и рукописей по Востоку, ученые получили важную базу для расширения исследований ориенталогического характера. Труды таких известных востоковедов, как А.В. Болдырев, А.И. Левшин, Г.И. Спасский, О.И. Сенковский, И.Н. Березин и другие сыграли большую роль в изучении истории и культуры тюркоязычных народов. Примером выступают работы Григория Ивановича Спасского (1783–1864 гг.) – историка, исследователя Сибири, член-корреспондента Петербургской академии наук (1810), так в 1820 г. Спасским впервые опубликована казахская сказка «Идиге» и монографическое исследование «Киргиз-кайсаки Большой, Средней и Малой орды» (Жирмунский, 1972:141-150).

В 1847 г. известный финский филолог М.А. Кастрен, открывает научному миру эпические сказания южносибирских тюрков, прежде всего хакасов, он записывает краткое изложение 3-х образцов преданий хакасского фольклора о Чайзаге и Чайзане, о Чанар Хусе, Ханза Пиге, 7 текстов на немецком языках (Тугужекова, 2015:227–228).

В 1859 г. А.А. Шифнер, член Петербургской академии наук, издал этнографические материалы, собранные М.А. Кастреном и П. Титовым, в немецком стихотворном переводе под названием «Героические песни минусинских татар». Первым собирателем алтайского фольклора был В.И. Вербицкий – создатель алтайского алфавита на основе кириллицы и автор первой грамматики алтайского языка. Позднее Н.Я. Никифоров, уроженец тех мест, выпустил в точном русском переводе интересное собрание алтайских богатырских сказок, обнаруживающих заметное влияние мифологических представлений и шаманизма (Никифоров, 1915:316).

Выдающийся собиратель русского фольклора И.А. Худяков, находясь в ссылке в Якутии (1866–1874), издал в «Записках Географического общества» сборник якутских богатырских сказок в русском переводе (Худяков, 1890:216).

Начало третьего этапа связано с развитием науки в целом. В середине XIX вв. происходит активизация деятельности Русского географического общества.

Эпоху в истории отечественной и мировой тюркологии составила деятельность акад. В.В. Радлова (1837-1918), который своими трудами заложил фундамент тюркской филологии. В.В. Радлов, питомец Берлинского университета, нашелв России, куда прибыл летом 1858 г., все необходимое для работы и жизни. (Самойлович, 1922: 707-712).

Начиная с 1866 г. ежегодно появляются труды (всего138 названий) В.В. Радлова; в этом же году был издан первый том его знаменитой серии: «Образцы народной литературы тюркских племен» (СПб.,1866-1907). Крупнейшим научным трудом В. В. Радлова был «Опыт словаря тюркских наречий», материалы для которого он начал собирать еще в 1859 г. во время пребывания на Алтаев 1888 г. был издан первый выпуск этого словаря, составившегоэпоху в тюркологии и до сих пор ничем не замененного, окончен печатанием в 1911 г. (24 выпуска объединены в 4 тома).Одновременно с работой над «Опытом словаря» осуществлялась публикация крупнейшего памятника XI в. «Кутадгубилиг» (1890-1910).

В течение шестидесятилетней научной деятельности В.В. Радлов включил в сферу своих научных интересов все области тюркологии: диалектографию и диалектологию, лексикографию и лексикологию, сравнительную и историческую фонетику и грамматику тюркских языков, тюркскую текстологию и издание памятников тюркской письменности на руническом, уйгурском, арабском алфавитах, тюркский фольклор, этнографию, историю, археологию, которые освящены в таких выдающихся трудах, как «Diealttürkischen Inschriftender Mongolei» (вып. 1 и 2, 1894), «Diealttürkischen Inschriftender Mongolei- NeueFolge» (1897); «Alttürkische Studien» (I-VI, 1909-1912); «Einleitende Gedankenzur Untersuchung deralttürkischen Dialekte» (1911); «Die Lautalternationundihre Bedeutungfürdie Sprachentwicklung-belegtdurch Beispieleausdem Türksprachen» (1882); «Zur Geschichteder türkischen Vokalsystem» (1901); «Einleitende Gedankenzur Darstellungder Morphologieder Türksprachen» (1906); «Überdie Formendergebundenen Redefür Völkerpsychologiaund Sprachwissenschaft», 1865-1866, т. 4), «Zur Spracheder Komanen» (в «Internationale Zeitschriftfürallgemeine Sprachwissenschaft», 1884-85), «Versucheines Wörterbuchesder Türkdialecte» (1988), «Kurzer Berichtübereineim Sommer 1862 untergenommene Reiseindieöstlichen Kirgisen-Steppe» (1863), «Observationssurles Kirghis» (1864), «Berichtübereineim Sommer 1863 untergenommene Reiseindenöstlichen Altai» (1864, т. V и VIII), «Мифология и миросозерцание жителей Алтая» (1882, 1883), «Ethnographie Übersichtder Türkstamme Sibiriensundder Mongolei» (Лейпциг, 1883), «AusSibirien» (Лейпциг, 1884), «Atlasder Altertümerder Mongolei» (1892, сл.) и многие другие (Рахимова, 2012:3–10).

В 1860-х годах во время работы в Барнауле В.В. Радлов совершил ряд экспедиций к тюркским народам Сибири (алтайцам, телеутам, шорцам, кумандинцам, тувинцам, казахам, киргизам, абаканским татарам (хакасам), западно-сибирским татарам). В 1866 г. вышел первый том его знаменитого труда «Образцы народной литературы тюркских племен, живущих в Южной Сибири и Джунгарской степи». Это собрание содержит записи эпических песен, сказок и других фольклорных жанров казахов, киргизов, уйгуров Восточного Туркестана и тюркских народов Южной Сибири (Сильченко, 1971:16–19). В дополнение ко всему, будущий известный тюрколог с мировым именем изучал быт, верования, обряды, историю тюркских народов, собирал этнографические и археологические материалы, проводил раскопки. Его фундаментальные труды «Образцы народной литературы тюркских племен, живущих в Южной Сибири и Дзунгарской степи, собранные В.В. Радловым» в десяти томах, «AusSibirien», «Опыт словаря тюркских наречий» и др. заслуженно считаются краеугольным камнем тюркологии, а также имеют основополагающее значение для исследователей тюркского фольклора. В частности, четвертый том десятитомного труда «Образцы народной литературы тюркских племен…», записанный в 1859-1871 гг., вбирает в себя уникальный фольклорный материал барабинских, тарских, тюменских и тобольских татар. Впервые указанный том многотомника был издан по распоряжению Императорской Академии Наук в марте 1872 года в Санкт-Петербурге, а затем переведен на немецкий язык (Радлов, 1986:70).

Важное значение для фольклористики имеет работа П.М. Мелиоранского о казахском эпическом сказании про ордынского военачальника Едиге, которое было записано Шоканом Шынгызовичем Уалихановым, «Сказание об Едигее и Токтамыше». Русский перевод этого текста был сделан Ш.Ш. Уалихановым и опубликован Н.И. Веселовским. В данной работе исследователь осветил историческую основу сказания и смог идентифицировать его главных героев. Мелиоранский сопоставил казахский вариант со сказаниями об Едиге других тюркских народов. Ученый выделил фольклорные элементы сказания (чудесное происхождение Идиге, его мудрый суд), наметил перспективу сравнительно-стилистического изучения эпоса тюркских народов, его традиционных эпических формул (Жирмунский,1972:141–185).

Наличие солидной научно-исследовательской базы в виде богатых рукописных фондов предопределяет основные направления деятельности тюркологов в будущем. Следующим этапом, должны быть изучение и изданиеотдельных памятников тюркской письменности из коллекции Института востоковедения, как необходимое продолжение этой работы, исследование памятников для целей лингвистических, исторических и литературоведческих. Научное издание памятников тюркской письменности введет в научный обиход необходимый материал для составления исторических грамматик отдельных тюркских языков, сравнительно-исторической грамматикисемьи тюркских языков, а равно и для изучения тюркской лексики в историческом плане. Эти же издания явятся, как сказано, надежным источником для исторических и литературоведческих исследований.

Заключение. Зарождение тюркологии в Европе и России как самостоятельной науки относится ко 2-й половине XVIII в. До середины XIX в. изучение тюркского фольклора развивалось в контексте общего развития тюркологии, наряду с развитием тюркского языкознания, тюркской литературы, этнографии и других дисциплин. Второй этап становления тюркской фольклористики связан с новым этапом развития тюркологии. В России это прежде всего связанно с именем В.В. Радлова, который кроме изучения древне- и среднетюркских памятников письменности, сравнительного изучения языков, составление общетюркского словаря, занимался сбором и публикацией тюркских фольклорных памятников. Окончательное оформление тюркской фольклористики связано со следующим этапом развития тюркологии и именами таких исследователей, как В.М. Жирмунский и многих других работавших в XX в.

Благодарность. Данная научная статья подготовлена в рамках реализации проекта АР08053219 «Изучение тюркского фольклора в аспекте нового гуманитарного знания», по грантовому финансированию фундаментальных и прикладных научных исследований понаучным проектам на 2020-2022 годы.

Список литературы и источников:

Anikeeva T.A. The Book of Dede Korkut as a monument of the literary epic. Shagi / Steps. – 2015. – 1(2). –P.113–130.

Алпысбес М.А. Шежире казахов: источники и традиции: учебник для вузовских и послевузовских спецкурсов. – Астана, 2013. – 240 с.

Артамонов М.И. Сокровища саков. Аму-Дарьинский клад. Алтайские курганы. Минусинские бронзы. Сибирское золото. – М.: Искусство, 1973. – 280 с.

Великая Степь в античных и византийских источниках: Сборник материалов/составление и редакция Александра Николаевича Гаркавца. – Алматы: Баур, 2005. – 1304 с.

Веселовский Н.И. Клапрот Генрих-Юлий (1783-1835), – РБС, т.: Ибак – Ключарев, СПб., 1897.– С. 727-729.

Bayer Т.S. Specimen LibriSchagjireTurkilatineconversi a TheophiloSigfridoBayere, - журнал. «Nova ActaEruditorum», [Leipzig], 1732, № 1.–С. 356-366.

BayerT.S.Vetusinscriptio Prussica, - Comment. Acad., t. II, St.-Pbg., 1729.–С. 470-481.

Dorn В. Catalogue des manuscrits et xylographesorientaux de la BibliothequeImperiale Publique de St.-Petersbourg, 1852.

Грязнов М.П. Древнейшие памятники героического эпоса народов Южной Сибири // АСГЭ. – 1961. – Вып. 3. – С. 7-31.

Жирмунский В.М. П.М. Мелиоранский и изучение эпоса «Едигей» // Тюркологический сборник. – 1972. – C.141–185.

Кlаргоth G. 1. Reise in den Kaukasus und nachGeorgien in den Jahren 1807 und 1808, BdI–II, Halle – Berlin, 1812-1814; 2. Beschreibung der RussischenProvinzenzwischendemKaspischen und SchwarzenMeere, Berlin, 1814.

Кlаргоth G. 1. Asia Polyglotta, Paris, 1823, 1831; 2. Sur quelquesantiquites de la Siberie, Paris, 1824; 3. Sur la langue des kirghiz,- JA, 1825 r t. 7, стр. 321–344.

ЛинденауЯ. Описаниеякутов. Материалы, собранные с 1741 по 1745 гг. // Якутский фольклор (хрестоматия): Учебное пособие. – Якутск: ЯГУ, 1989. – С. 6–20.

Маргулан А.Х., Акишев К.А., Кадырбаев М.К., Оразбаев А.М. Древняя культура Центрального Казахстана. – Алма-Ата: Наука Казахской ССР, 1966. – 435 с.

Мошкова М.Г. Спорные вопросы концепции «скифо-сибирского мира» // КСИА. – 1991. – Вып. 207. – C. 18-24.

Никифоров Н.Я. Аносский сборник: собрание сказок алтайцев / Н.Я. Никифоров; примеч. Г.Н. Потанина. – Омск: Тип. Штаба Омск.в. окр., 1915. – 316 с.

Погребова М.Н., Раевский Д.С. Звериный стиль скифской эпохи как linguafranca евразийских степей//Центральная Азия: источники, история, культура. – М.: Восточная литература, 2005. – С. 578-588.

Пономарева С.А. Григорий Иванович Спасский: исследователь Сибири и просветитель: автореферат дис. ... кандидата исторических наук : 07.00.02. – Томск, 2017. – 27 с.

Радлов В.В. Сибирские древности : из путевых записок по Сибири / В. В. Радлов; пер. с нем. [и предисл.] А.А. Бобринского. – СПб., 1896. – 70 с. – [Электронный ресурс] – URL: http://elib.shpl.ru/ru/nodes/16755-radlov-v-v-sibirskie-drevnosti-iz-putevyh-zapisok-po-sibiri-spb-1896#mode/grid/page/1/zoom/1, (дата обращения: 20.07.2020 гг.).

Раевский Д.С., Кулланда С.В., Погребова М.Н. Визуальный фольклор. Поэтика скифского звериного стиля. – М.: Институт востоковедения РАН, 2013. – 274 с.

Рахимова С.К. История изучения тюркского эпического фольклора в России // Вестник Санкт-Петербургского университета. – Сер. 13. – Вып. 1. – 2012. – С. 3–10.

Роэсдаль Э. Мир викингов. – СПб.: Всемирное слово, 2001. – 270 с.

Pallas P. Von einer in Sibirien gefunden enunbekannten Steinschrift, - Neue Nordliche Beytragezur physikalischen und geographischen Erd-und Volkerbeschreibung. Naturgeschichte und Oekonoinie, V, St.-Pbg., 1793.–С. 237-245.

СамойловичА.Н. Радлов как турколог, НВ, 1922, № 2, стр. 707-712.

Сильченко M.С. В.В. Радлов и изучение тюркского фольклора // Тюркологический сборник. – 1971. – С.16–19.

Страленберг Ф.И. Записки капитана Филиппа Иоганна Страленберга об истории и географии Российской империи Петра Великого: Северная и восточная часть Европы и Азии / Ответственный редактор М.П. Ирошников. – М.; Л., 1985. Т.1. – 220 с.

Тугужекова В.Н. Некоторые вопросы развития фольклористики в Хакасии // Идель-Алтай: история и традиционная культура народов Евразии. Материалы 3 Межд.форума, посв. 90-летию д-р. филол.наук, профессора С.С. Суразакова. – Горно-Алтайск: ООО «Горно-Алт. типография», 2015.– С. 227–228

Хазанов А.М., Шкурко А.И. Социальные и религиозные основы скифского искусства//Скифо-сибирский звериный стиль в искусстве народов Евразии. – М.: 1976. – С. 40-51.

Хуббитдинова Н.А. Башкирский народный эпос в художественной интерпретации в русской литературе XIX века: культурологический аспект // Филология и человек. – 2018. – №3. – С.156–164.

Худяков И.А. Верхоянский сборник: якутские сказки, песни, загадки и пословицы, а также русские сказки и песни, записанные вВерхоянском округе И.А. Худяковым. Т.1, Вып. 3. – Иркутск, 1890. – 216 с.

References:

Anikeeva T.A. The Book of Dede Korkut as a monument of the literary epic. Shagi / Steps. – 2015. – 1(2). – P.113–130.

Alpysbes M.A. Shejire kazahov: istochnikii traditsii: uchebnik dlia vizovskih i poslevuzovskih spetskursov. – Astana, 2013. – 240 s.

Artamonov M.I. Sokrovia sakov. Amu-Darinskii klad. Altaiskie kurgany. Minusinskie bronzy. Sibirskoe zoloto. – M.: Iskusstvo, 1973. – 280 s.

Velikaia Step v antichnyh i vizantiiskih istochnikah: Sbornik materialov/sostavlenie i redaktsiia Aleksandra Nikolaevicha Garkavtsa. – Almaty: Baur, 2005. – 1304 s.

Veselovskiy N.I. Klaprot Genrikh-Yuliy (1783-1835), - RBS, t.: Ibak – Klyucharev, SPb., 1897. – S. 727-729.

Bayer T.S. Specimen Libri Schagjire Turki latine conversi a Theophilo Sigfrido Bayere, - zhurnal. «Nova Acta Eruditorum», [Leipzig], 1732, № 1.– S. 356-366.

BayerT.S. Vetus inscriptio Prussica, - Comment. Acad., t. II, St.-Pbg., 1729.– S. 470-481.

Dorn V. Catalogue des manuscrits et xylographes orientaux de la Bibliotheque Imperiale Publique de St.-Petersbourg, 1852.

Griaznov M.P. Drevneishie pamiatniki geroicheskogo eposa narodov Iujnoi Sibiri // ASGE. – 1961. – Vyp. 3. – S. 7-31.

Jirmunskii V.M. P.M. Melioranskiiiizuchenie eposa «Edigei» // Tiurkologicheskii sbornik. – 1972. – C.141–185.

Кlаргоth G. 1. Reise in den Kaukasus und nach Georgien in den Jahren 1807 und 1808, BdI-II, Halle — Berlin, 1812-1814; 2. Beschreibung der Russischen Provinzen zwischendem Kaspischen und Schwarzen Meere, Berlin, 1814.

Кlаргоth G. 1. Asia Polyglotta, Paris, 1823, 1831; 2. Sur quelquesantiquites de la Siberie, Paris, 1824; 3. Sur la langue des kirghiz,- JA, 1825 r t. 7.–S. 321–344.

LindenauIa. Opisanie iakutov. Materialy, sobrannye s 1741 po 1745 gg. // Iakutskii folklor (hrestomatiia): Uchebnoe posobie. – Iakutsk: IaGU, 1989. – S. 6–20.

Margulan A.H., Akishev K.A., Kadyrbaev M.K., Orazbaev A.M. Drevniaia kultura Tsentralnogo Kazahstana. – Alma-Ata: Nauka Kazahskoi SSR, 1966. – 435 s.

Moshkova M.G. Spornye voprosy kontseptsii «skifo-sibirskogo mira» // KSIA. – 1991. – Vyp. 207. – C. 18-24.

Nikiforov N.Ia. Anosskii sbornik: sobranie skazok altaitsev / N.Ia. Nikiforov; primech. G.N. Potanina. – Omsk: Tip. Shtaba Omsk.v. okr., 1915. – 316 s.

Pogrebova M.N., Raevskii D.S. Zverinyi stil skifskoi epohi kak lingua franca evraziiskih stepei//Tsentralnaia Aziia: istochniki, istoriia, kultura. – M.: Vostochnaia literatura, 2005. – S. 578-588.

Ponomareva S.A. GrigoriiIvanovich Spasskii: issledovatel Sibirii prosvetitel: avtoreferat dis. ... kandidata istoricheskih nauk: 07.00.02. – Tomsk, 2017. – 27 s.

Radlov V.V. Sibirskie drevnosti: iz putevyh zapisok po Sibiri / V.V. Radlov; per. s nem. [i predisl.] A.A. Bobrinskogo. – SPb., 1896. – 70 s. –[Elektronnyi resurs] – URL: http://elib.shpl.ru/ru/nodes/16755-radlov-v-v-sibirskie-drevnosti-iz-putevyh-zapisok-po-sibiri-spb-1896#mode/grid/page/1/zoom/1, (data obraeniia: 20.07.2020 gg.).

Raevskii D.S., Kullanda S.V., Pogrebova M.N. Vizualnyi folklor. Poetika skifskogo zverinogo stilia. – M.: Institut vostokovedeniia RAN, 2013. – 274 s.

Rahimova S.K. Istoriia izucheniia tiurkskogo epicheskogo folklora v Rossii // Vestnik Sankt-Peterburgskogo universiteta. – Ser. 13. – Vyp. 1. – 2012. – S. 3–10.

Roesdal E. Mir vikingov. – SPb.: Vsemirnoe slovo, 2001. – 270 s.

Pallas P. Von einer in Sibirien gefunden enunbekannten Steinschrift, - Neue Nordliche Beytragezurphysikalischen und geographischen Erd-und Volkerbeschreibung. Naturgeschichte und Oekonoinie, V, St.-Pbg., 1793. – S. 237-245.

Samoylovich A.N. Radlovkakturkolog, NV, 1922, № 2. – S. 707-712.

Silchenko M.S. V.V. Radlov iizuchenie tiurkskogo folklora // Tiurkologicheskii sbornik. – 1971. – S.16–19.

Stralenberg F.I. Zapiski kapitana Filippa Ioganna Stralenberga ob istoriii geografii Rossiiskoiimperii Petra Velikogo: Severnaia i vostochnaia chast Evropy i Azii / Otvetstvennyi redaktor M.P. Iroshnikov. – M.; L., 1985. T.1. – 220 s.

Tugujekova V.N. Nekotorye voprosy razvitiia folkloristiki v Hakasii // Idel-Altai: istoriia i traditsionnaia kultura narodov Evrazii. Materialy 3 Mejd.foruma, posv. 90-letiiu d-r. filol.nauk, professora S.S. Surazakova. – Gorno-Altaisk: OOO «Gorno-Alt. tipografiia», 2015. – S. 227–228

Hazanov A.M., Shkurko A.I. Sotsialnye i religioznye osnovy skifskogo iskusstva//Skifo-sibirskii zverinyi stil v iskusstve narodov Evrazii. – M.: 1976. – S. 40-51.

Hubbitdinova N.A. Bashkirskii narodnyi epos v hudojestvennoiinterpretatsii v russkoi literature XIX veka: kulturologicheskii aspekt // Filologiia i chelovek. – 2018. – №3. – S.156–164.

ҒТАМР 17.71.91

XVIII – XIX ҒАСЫРЛАРДАҒЫ ЕУРОПАЛЫҚ ЖӘНЕ РЕСЕЙЛІК ҒАЛЫМДАРДЫҢ ЕҢБЕКТЕРІНДЕГІ ТҮРКІ ФОЛЬКЛОРЫН ЗЕРТТЕУДІҢ АЛҒАШҚЫ КЕЗЕҢДЕРІ

Кишкенбаева Жулдызай Калыбековна¹, Маслов Халил Борисович², Козыбаева Махаббат Маликовна³

¹PhD, Л.Н. Гумилев атындағы Еуразия ұлттық университеті. Нұр-Сұлтан, Қазақстан.

²PhD, Л.Н. Гумилев атындағы Еуразия ұлттық университеті. Нұр-Сұлтан, Қазақстан.

³PhD, Ш.Ш. Уәлиханов атындағы Тарих және этнология институты, Алматы, Қазақстан.

Аңдатпа. Мақалада авторлар түркі фольклорын зерттеудің алғашқы кезеңін еуропалық және ресейлік зерттеушілердің еңбектерінде зерттейді. Атап айтқанда, ежелгі және орта ғасырлардағы түркі халықтарының тарихын, этнографиясы мен тілін зерттеуді біріктіретін түркология шеңберіндегі пән ретінде фольклортану ғылымының үш дәйекті кезеңі зерттеледі. Зерттеу нәтижелері түркі фольклортану ғылымының қалыптасуы Еуропа мен Ресейдегі шығыстанудың жалпы дамуы кезеңіне сәйкес болғанын көрсетті. Сонымен қатар, еуропалық және ресейлік зерттеулердің айырмашылығы әр түрлі дерек көздері топтарын пайдалану мүмкіндігімен, сонымен қатар далалық зерттеулер нәтижелерінің қолдану дәрежесімен байланысты екендігі байқалады. XIX ғасырдың ортасына дейін түркі фольклорын зерттеу түркі тіл білімі, түркі әдебиеті, этнография және басқа пәндердің дамуымен қатар түркітанудың жалпы дамуы аясында дамыды. Сонымен бірге, көптеген түркі халықтарының Сібірде қоныстануы XIX ғасырда Ресейде түркі тілдері мен түркі фольклорын зерттейтін үлкен орталық құруға мүмкіндік берді. Авторлар түркі фольклортануының түпкілікті тұжырымдамасы ХХ ғасырда қалыптасты және орыс зерттеушілерінің еңбектерімен едәуір дәрежеде байланысты деген тұжырымға келді.

Түйін сөздер: фольклор, фольклортану, түркі өркениеті, зерттеулер, зерттеу тарихы, эпос.

IRSTI: 17.71.91

EARLY STAGES OF THE STUDY OF TURKIC FOLKLORE IN THE WORKS OF EUROPEAN AND RUSSIAN SCIENTISTS OF THE

XVIII-XIX CENTURIES

Kishkenbaev Zhuldyzay Kalibekovna¹, Maslov Khalil Borisovich²,

Kozybayeva Mahabbat Malikovna³

¹PhD, L.N. Gumilyov Eurasian National University, Nur-Sultan, Kazakhstan.

²PhD, L.N. Gumilyov Eurasian National University, Nur-Sultan, Kazakhstan.

³PhD, Ch.Ch. Valikhanov Institute of history and Ethnology, Almaty, Kazakhstan.

Abstract. In the article, the authors study the early period of the study of Turkish folklore in the work of European and Russian researchers. In particular, study the three subsequent stages of the development of folklore within Turkology, as disciplines that unite the study of history, ethnography and the language of the ancient and medieval Turkic peoples. The results of the research showed that the formation of Turkish folklore was in line with the general development of Orientalism in Europe and Russia. It is noteworthy that the differences between European and Russian studies are related to the possibility of using different groups of sources, as well as the degree of attraction of the results of field research. Until the middle of the XIX century, the study of Turkish folklore developed in the context of the general development of Turkology, accompanied by the development of Turkic linguistics, Turkish literature, ethnography and other disciplines. At the same time, the settlement of a large number of Turkic peoples in the territory of Siberia, allowed to form in Russia in the XIX century a large center for the study of Turkic languages and Turkic folklore. The authors came to the conclusion that the final design of Turkish folklore originated in the XX century and was associated with the work of Russian researchers.