Введение. Источником реконструкции различных явлений жизни древних обществ является археологический материал. Интересным аспектом в изучении социума прошлого являются гендерные отношения. Объем источниковой базы по археологии кимаков дает интересную возможность для изучения гендерных ролей прошлого.

На данный момент существует множество определений понятия «гендер». При подготовке данной статьи использовалась следующая формулировка. Гендер – это «совокупность социальных и культурных норм, которые общество предписывает выполнять людям в зависимости от их биологического пола… Система норм поведения, предписывающая выполнение определенных половых ролей опирается на жесткие представления о том, что представляет собой «мужское» и «женское» в данной культуре… это «культурная маска» пола, определяемая нашими социокультурными представлениями» [1, с. 449]. В исторической науке традиционно сложилось преимущественное изучение мужской культуры. Женщина гораздо реже интересовала исследователей. Конечно, эта ситуация в последнее время коренным образом изменилась. В рамках данной статьи была поставлена задача проследить эволюцию взглядов и рассмотреть доказательства, на основании которых Ф.Х. Арсланова сделала вывод об особом статусе некоторых женщин в кимакском обществе и тем самым стала пионером в исследовании женской культуры в археологии Казахстана.

Изучение статуса женщины в эпоху средневековья по данным археологических материалов осуществлялось в первую очередь на основании анализа облика женских каменных скульптур. Именно этот аспект в разные годы рассматривался известным специалистом в области средневековья С.А. Плетневой [2; 3]. В археологии Казахстана необходимо отметить публикации С.М. Ахинжанова, А.М. Досымбаевой, Л.Н. Ермоленко по каменной средневековой скульптуре [4–6]. Новые аспекты изучения данной проблематики рассмотрены в статьях О.О. Демидко, Г.В. Кубарева [7; 8]. Еще одним важным источником для реконструкции гендерных отношений в эпоху средневековья является анализ погребального инвентаря. Вещный мир тюркских женщин рассмотрен в публикациях Ю.С. Худякова, К.Ы. Белинской, Н.Н. Серегина [9; 10]. Особому статусу женщин в кимакском обществе, выполнявших, по-видимому, религиозные функции, посвящены публикации Ф.Х. Арслановой, Ю.А. Плотникова, А.В. Кондрашова [11–18]. Археологические материалы исследователи успешно коррелируют с данными письменных источников [19].

Методы и методика исследования: В качестве базового метода задействован историко-сравнительный метод. В ходе проведения исследования были использованы методы сравнения, анализа и индукции.

Описание материала: Кимакский каганат датируется IX–XI вв. Этноним «кимаки» впервые появился в арабских письменных источниках и стал впоследствии общепринятым уже в современной науке [20, с. 103]. Название, которое приводит знаток тюркской истории XI в. Махмуд Кашгарский, автор «Диван Лугат ат-Турк», для населения, проживающего на берегах Иртыша – йемеки, вполне возможно определить как собственное: «На реке Иртыш йемеки засучивают рукава, у них отважные сердца, они идут на нас» [цит. по: 20, с. 104].

По данным письменных источников, территория которая контролировалась каганатом в период своего наивысшего расцвета, «охватывала земли от Алтайских гор на востоке до реки Урал на западе, от южной кромки Западной Сибири … до низовьев Чу и Таласа на юге» [20, с. 164]. Археологические источники дают более скромные территориальные рамки этого государства. Как показали результаты изучения, его центром была территория Верхнего Прииртышья, именно здесь сосредоточено наибольшее количество кимакских погребений. Немаловажно, что в пределах этой территории были обнаружены погребения кимакской знати.

Наибольшее количество кимакских памятников исследовано в зоне затопления Шульбинской гидроэлектростанции (Верхнее Прииртышье), где в 1980–1983 гг. было раскопано около 100 курганов [21]. Значительная источниковая база была накоплена Ф.Х. Арслановой, исследовавшей такие объекты, как Зевакинский, Бобровский, Ждановский могильники, могильники у сел Камышино, Орловка [14; 22–27]. Еще один крупный массив памятников был изучен на территории Северо-Восточного Алтая [28].

Археологическими показателями гендерного статуса прошлых эпох являются детали погребального обряда и состав инвентаря. Их анализ дает важнейшую информацию о гендерных отношениях в кимакском обществе. Значительные результаты в этом вопросе были достигнуты известной исследовательницей кимакских древностей Ф.Х. Арслановой. В целом ряде своих публикаций она акцентирует внимание на роли и статусе женщины в кимакском обществе. Исходя из этого, необходимо обратить внимание на то, что Ф.Х. Арсланова стала новатором в казахстанской науке в области изучения гендерных отношений по данным археологии.

В кимакском погребальном обряде, в отличие от предшествующего, тюркского, появляются так называемые «длинные» курганы, образованные из нескольких оград, размещенных в ряд и расположенных вплотную другу к другу. Такая архитектурная планировка погребальных конструкций свидетельствует о социальных изменениях, происходящих в кимакском обществе, в частности, о дальнейшем усложнении структуры общества. В отличие от предшествующего периода средневековья, в рассматриваемое время вполне определенно вычленяются женские погребения, для которых характерны определенные закономерности в их размещении относительно мужских погребений, половая принадлежность также маркировалась с помощью состава погребального инвентаря.

Уже в первых своих публикациях Ф.Х. Арсланова отмечает, что женские погребения, содержавшие специфические предметы украшений, такие как, скульптурки рыб, птиц, дракона, личина, являлись центральными в составе таких длинных курганов и даже, в составе могильников [11, с. 48-49]. Далее исследовательница, совместно с З. Самашевым, обратила внимание на расположение женских погребений, если ограды, их содержавшие, были пристроенными к центральной. Отмечено, что как правило, «южнее основного захоронения (чаще всего мужчин) подхоранивали взрослых и детей мужского пола, а к северу от него – сородичей женского пола» [29, с. 165]. Для объяснения такого расположения погребений, исследователи обратились к данным этнографии. Так, в казахской традиционной культуре было принято деление юрты на мужскую и женскую половины, при этом, правая считалась женской, а левая – мужской [30, с. 127]. Самостоятельно этот аспект рассмотрен Ф.Х. Арслановой в статье «Длинные курганы Прииртышья». Источниковая база составила 49 длинных курганов, содержавших 163 могилы, в которых находились 170 погребенных. Прослеженная закономерность в расположении умерших, о которой говорилось выше, подтверждается таблицей, приведенной в данной статье [31, с. 51, табл. 1]. В качестве подтверждения существования на протяжении веков традиции возведения семейных усыпальниц исследовательница задействует свои полевые материалы по казахской этнографии. Так, она приводит информацию о коллективной ограде, обнаруженной в ущелье Кокша-Коз Уланского района Восточно-Казахстанской области [31, с. 60].

Спустя некоторое время, Ф.Х. Арсланова высказала более аргументированный вывод по поводу специфики расположения мужских и женских погребений. Так, оказалось, что только два женских погребения оказались центральными в составе длинных курганов или могильников, все остальные находились в пристроенных оградах. Тем самым, подверглось ревизии первоначальное мнение автора о наличии в кимакском обществе особых групп женщин, которые исполняли религиозные функции, а их статус демонстрировался доминирующим положением в ограде или могильнике. Статус других высокопоставленных членов общества, кроме мужчин-воинов, в планиграфии могильников не прослеживается. Также она пришла к выводу, что девочек и женщин до 50 лет хоронили в южных (по-преимуществу) или северных оградах по отношению к центральному мужскому погребению [13, с. 97].

Этот вывод, сделанный Ф.Х. Арслановой относительно преимущественного, но не однозначного размещения женских погребений к югу относительно центральных, на данный момент изучения кимакских древностей является наиболее обоснованным. Так, выясняется, что имеются случаи, не подтверждающие это наблюдение (когда женские погребения размещаются преимущественно в южных оградах). Например, ограды объекта 1 могильника Акчий I, расположенные к северу от центрального погребения, содержали как мужское, так и женское погребения (погребения 1 и 2) [21, с. 146-149]. Мужское и два женских погребения находились в южных оградах объекта 2 могильника Акчий II[21, с. 164-165].

Интересные данные по гендеру в кимакском обществе дают также анализ состава жертвенной пищи и видовое определение сопроводительных погребений животных. Для выборки были задействованы сведения по 53 целым погребениям или погребениям, где сохранилось первоначальное расположение частей туш или туш жертвенных животных. Отдельные кости МРС помещались в погребение вне зависимости от пола или возраста умершего. Обнаружены хвостовые, по-преимуществу, а также спинные позвонки. Редко – череп, кости ног, крестец. В сопровождении целой туши коня погребались практически только мужчины (девять случаев, из них семь мужчин, одна женщина, пол одного умершего не определен). По поводу размещения отдельных частей туши, от которых сохранились ребра, крестец или позвонки, информация неоднозначна: в трех случаях находились в погребениях мужчин, по одному случаю – в погребениях женщины и грудного ребенка, в двух случаях пол не определен. Кости КРС характерны только для женских погребений. На данный момент в выборке представлено три погребения, в них обнаружены дважды только позвонки, один раз крестец и позвонки.

Определенные закономерности были выявлены и при анализе погребального инвентаря, который показал, что:

1) мужские погребения характеризуются наличием поясной гарнитуры, холодного клинкового оружия, топоров, копий. Мужской костюм отличается незначительным количеством украшений, к ним относятся перстни, подвески и серьги.

2) женские погребения отличаются гораздо более представительным составом украшений: серьги, подвески, застежки-подвески, перстни, бусы, навершия головных уборов, булавки. Оформление костюма, совпадая по количеству выделяемых зон с мужским, отличается более значительным составом в каждой из них. Среди предметов вооружения наиболее частой находкой являются колчаны со стрелами. Фиксируются отдельные предметы конского снаряжения: удила, седла и т.д. Зеркала, пряслица характерны именно для погребений женщин.

3) детские погребения отличаются незначительным количеством сопроводительного инвентаря. В его составе часто встречаются сосуды. Обособленно выделяется группа погребений с богатым инвентарем (в составе инвентаря встречаются такие социально значимые предметы, как пояс или сабля).

Таким образом, в качестве половозрастных маркеров могут выступать некоторые детали костюма (пояса, застежки-подвески, булавки, зеркала и их обломки), вооружения (сабли, топоры, копья). Таким качеством не обладают предметы конской гарнитуры, некоторые украшения (перстни, бусины, подвески), колчаны со стрелами, луки.

Ф.Х. Арсланова уже в свое время обратила внимание на наличие специфических предметов украшений именно в женских погребениях. Так, она считала, что «бусы, исполнявшие сакральную функцию и являвшиеся дорогостоящими импортными изделиями, были использованы только представительницами социальной верхушки общества. На это указывает, по ее мнению, также преобладание в данных захоронениях других импортных изделий (китайские монеты, серебряные зеркала, подвески), а также специфических металлических украшений, связанных с языческими поверьями» [23, с. 104].

Декор костюма кимаков тоже может выступать в качестве гендерного показателя. Общим для мужского и женского костюма является использование зооморфных, растительных, геометрических изображений. В свою очередь, в оформлении облика мужчины использованы антропоморфные, зоо-антропоморфные фигуры, зачастую воспроизводится мотив охоты. Интерес представляют подвески с изображением вооруженного всадника на коне.

Для женского костюма характерна орнитоморфная символика, встречаются изображения собак, рыб. В женском костюме маркируемыми зонами являются область висков, грудь (причем, здесь сосредоточено наибольшее количество деталей), область пояса.

В оформлении костюма женщины использовался, прежде всего, образ птицы. Разнообразны репертуар и ассортимент: фениксы, грифоны, водоплавающие, голуби (?) на поверхности подвесок, наверший головных уборов, булавок, застежек-подвесок. Характерную группу представляют профильные фигурки птиц, являющиеся навершиями головных уборов. Также специфичным аксессуаром именно женского костюма выступают подвески, состоящие из двух половинок с изображением сдвоенных рыб и крепившиеся, возможно, к матерчатому поясу.

Обсуждение: Погребальный обряд кимаков демонстрирует наличие различных его элементов, обусловленных гендером. Необходимо дальнейшее изучение этих аспектов погребального обряда не только для эпохи средневековья, но и предшествующих – бронзового и раннего железного веков. Перспективным является изучение и привлечение данных этнографии. Так, обращение Ф.Х. Арслановой к особенностям обозначения жилого пространства юрты в казахской традиционной культуре, оказалось не вполне убедительным. Первоначально она считала, что женские погребения находились справа от центрального, то есть в северных оградах. Но, спустя время, она пришла к более убедительному выводу о том, что женские погребения имеют южную, по-преимуществу, позицию, то есть, расположены слева от центрального. Проведенный анализ этого элемента погребальной обрядности населения Верхнего Прииртышья также позволил прийти к данному выводу.

Милитаризованный образ жизни населения степных просторов Евразии обусловил высокий статус мужчины-воина. Именно этим можно объяснить выявленное и явное предпочтение при погребении целой туши коня: его располагали практически всегда рядом с мужчиной. Интересно отметить нехарактерное для кочевников использование в качестве жертвенной пищи частей туши КРС. Эта жертвенная пища предназначалась преимущественно женщинам.

Еще одним аспектом, свидетельствующим о высоком статусе мужчины-воина, конечно, является состав погребального инвентаря. Только в мужских погребениях обнаружены холодное оружие, копье, топоры, наборные пояса. Высокая значимость предметов вооружения хорошо известна по данным этнографии. Так, исходя из норм казахского права, на собрания мужчинам надлежало являться с оружием. В случае его отсутствия, мужчина лишался права голоса и уважительного к себе отношения, ему не уступали место младшие, что было высшей степенью непочтения [32, с. 370]. Несомненно, представители высшей кимакской знати и это, явно мужчины, судя по составу инвентаря и наличию целой или целых туш лошадей, были погребены в двух или даже трех богато оформленных поясах (курганы 145, 254 Зевакинского могильника). Только для женских погребений характерно присутствие зеркал и пряслиц, специфических предметов украшений.

Выводы: Таким образом, археологические материалы являются важнейшим источником для изучения гендерных отношений в прошлом. На различных этапах исполнения погребального обряда кимаками демонстрировалась половая принадлежность умерших. Необходимо изучение этого явления в историческом контексте, то есть как оно существовало в предшествующие средневековью эпохи и какие изменения претерпело в дальнейшем.

Литература

1. Гендерные исследования. Региональная антология исследований из восьми стран СНГ. – М., 2006. – 512 с.

2. Плетнева С.А. Женская половецкая статуя с ребенком // Советская археология. – 1974. – № 3. – С. 258-262.

3. Плетнева С.А. «Амазонки» как социально-политическое явление // Культура славян и Русь». – М., 1998. – С. 529-537.

4. Ахинжанов С.М. Об этнической принадлежности каменных изваяний в «трехрогих» головных уборах из Семиречья // Археологические памятники Казахстана. – Алма-Ата, 1978. – С. 65-79.

5. Досымбаева А.М. Образ женщины в монументальном искусстве тюрков средневекового Казахстана // Известия МОН РК НАН РК. Сер. обществ. наук. – 2002. – № 1. – С. 75-91.

6. Ермоленко Л.Н. Средневековые каменные изваяния казахстанских степей (типология, семантика в аспекте военной идеологии и традиционного мировоззрения). – Новосибирск, 2004. – 132 с.

7. Демідко О.О. Гендер і соціальна стратифікація в половецькому суспільстві // Вісник Маріупольського державного університету серія: історія. Політологія. – 2012. – Вип. 4-5. – С. 65-72.

8. Кубарев Г.В. Парные супружеские изваяния у древних тюрок Южной Сибири и Центральной Азии // Древние и средневековые изваяния Центральной Азии. Барнаул, 2014. С. 55-57.

9. Серегин Н.Н. Гендерный анализ погребальных комплексов тюркской культуры Саяно-Алтая // Вестник НГУ. Серия: История, филология. – 2011. – Т. 10, вып. 7. Археология и этнология. – С. 236-245.

10. Худяков Ю.С., Белинская К.Ы. Особенности женской погребальной обрядности древних тюрок на территории Монголии // Проблемы археологии, этнографии, антропологии Сибири и сопредельных территорий: матер. Годовой сессии Института археологии и этнографии СО РАН. – Новосибирск: Изд-во ИАЭТ, 2006. – Т. 12, ч. 1. – С. 497–500.

11. Арсланова Ф.Х. Культовые предметы из женских захоронений Прииртышья // Методологические аспекты археологических и этнографических исследований в Западной Сибири. – Томск, 1981. – С. 48–49.

12. Арсланова Ф.Х. Образ птицы на головных уборах кимакских женщин // Маргулановские чтения: сб. матер. конф. – Алма-Ата, 1989. – С. 156–160.

13. Арсланова Ф.Х. Женские погребения IХ–Х вв. с бусами из Казахстанского Прииртышья // Вопросы археологии Казахстана. – Алматы-Москва, 1998. – Вып. 2. – С. 97–109.

14. Арсланова Ф.Х., Кляшторный С.Г. Руническая надпись на зеркале из Верхнего Прииртышья // Тюркологический сборник-1972. – М., 1973. – С. 306–315.

15. Хасенова Б.М. Научное творчество Ф.Х. Арслановой: статус женщины в кимакском обществе // Археология Казахстана. – 2019. – № 1 (3). – С. 61–72.

16. Плотников Ю.А. Скульптурные изображения рыб в памятниках сросткинской культуры // Новые памятники эпохи металла на Среднем Амуре. – Новосибирск, 1987. – С. 110-120.

17. Кондрашов А.В. Изучение погребального обряда и социальной организации населения сросткинской культуры (по материалам археологических памятников юга Западной Сибири середины VIII-ХII вв. н.э.): автореф. дис. … канд. ист. наук. Барнаул, 2004. 15 с.

18. Серегин Н.Н. Общие и особенные характеристики женских погребений раннесредневековых тюрок Центральной Азии (к реконструкции некоторых аспектов гендерной истории) // Вестник археологии, антропологии и этнографии. – 2012. – № 2. – С. 61-69.

19. Тишин В.В., Серегин Н.Н. Положение женщины в древнетюркском обществе // Историческая психология и социология истории. – 2015. – № 1. – С. 109-127.

20. Ахинжанов С.М. Кыпчаки в истории средневекового Казахстана. – Алма-Ата: Наука, 1989. – 293 с.

21. Археологические памятники в зоне затопления Шульбинской ГЭС. – Алма-Ата: Наука, 1987. – 280 с.

22. Арсланова Ф.Х. Бобровский могильник // Известия АН КазССР. Сер. обществ. наук. – 1963. – Вып. 4. – С. 68-84.

23. Арсланова Ф.Х. Средневековый могильник из Прииртышья // Сборник Министерства высшего и среднего специального образования Казахской ССР. Обществ. науки. – 1963. – Вып. 3. – С. 278-302.

24. Арсланова Ф.Х. Памятники Павлодарского Прииртышья (VII-XII вв.) // Новое в археологии Казахстана. – Алма-Ата: Наука, 1968. – С. 98-111.

25. Арсланова Ф.Х. Погребения тюркского времени в Восточном Казахстане // Культура древних скотоводов и земледельцев Казахстана. – Алма-Ата: Наука, 1969. – С. 43-57.

26. Арсланова Ф.Х. Курганы с трупосожжением в Верхнем Прииртышье // Поиски и раскопки в Казахстане. – Алма-Ата: Наука, 1972. – С. 356-376.

27. Арсланова Ф.Х. Керамика раннесредневековых курганов Казахстанского Прииртышья // Средневековые древности Евразийских степей. – М.: Наука, 1980. – С. 79-104.

28. Могильников В.А. Кочевники северо-западных предгорий Алтая в IX-XI веках. – М., 2002. – 359 с.

29. Арсланова Ф.Х., Самашев З.С. Курганная группа «Карашат» в Семипалатинской области // Этническая история тюркоязычных народов Сибири и сопредельных территорий: тез. докл. обл. науч. конф. по антропологии, археологии и этнографии. – Омск, 1984. – С. 161-165.

30. Арсланова Ф.Х., Самашев З.С. Курганы кимаков в Семипалатинском Прииртышье // Проблемы средневековой археологии Урала и Поволжья. – Уфа, 1987. – С. 120-133.

31. Арсланова Ф.Х. Длинные курганы Прииртышья // Источники по истории Западной Сибири. История и археология. – Омск, 1987. – С. 50-69.

32. Левшин А.И. Описание киргиз-казачьих или киргиз-кайсацких, орд и степей. – Алматы: Санат, 1996. – 656 с.

References

1. Gendernye issledovaniya. Regionalnaya antologiya issledovaniy iz vosmi stran SNG. M., 2006. 512 s.

2. Pletneva S.A. Zhenskaya poloveckaya statuya s rebenkom // Sovetskaya arheologiya. 1974. № 3. S. 258-262.

3. Pletneva S.A. «Amazonki» kak socialno-politicheskoe yavlenie // Kultura slavyan i Rus». M., 1998. S. 529-537.

4. Akhinzhanov S.M. Ob etnicheskoy prinadlezhnosti kamennyh izvayaniy v «trekhrogih» golovnyh uborah iz Semirechiya // Arheologicheskie pamyatniki Kazahstana. Alma-Ata, 1978. S. 65-79.

5. Dosymbaeva A.M. Obraz zhenshchiny v monumentalnom iskusstve tyurkov srednevekovogo Kazahstana // Izvestiya MON RK NAN RK. Seriya obshchestvennyh nauk. 2002. № 1. S. 75-91.

6. Ermolenko L.N. Srednevekovye kamennye izvayaniya kazahstanskih stepey (tipologiya, semantika v aspekte voennoy ideologii i tradicionnogo mirovozzreniya). Novosibirsk, 2004. 132 s.

7. Demіdko O.O. Gender і socіalna stratifіkacіya v poloveckomu suspіlstvі // Vіsnik Marіupolskogo derzhavnogo unіversitetu serіya: іstorіya. Polіtologіya. 2012. Vip. 4-5. S. 65-72.

8. Kubarev G.V. Parnye supruzheskie izvayaniya u drevnih tyurok Yuzhnoj Sibiri i Centralnoy Azii // Drevnie i srednevekovye izvayaniya Centralnoy Azii. Barnaul, 2014. S. 55-57.

9. Seregin N.N. Gendernyi analiz pogrebalnyh kompleksov tyurkskoy kultury Sayano-Altaya // Vestnik NGU. Seriya: Istoriya, filologiya. 2011. T. 10, vyp. 7. Arheologiya i etnologiya. S. 236-245.

10. Hudyakov Yu.S., Belinskaya K.Y. Osobennosti zhenskoy pogrebalnoy obryadnosti drevnih tyurok na territorii Mongolii // Problemy arheologii, etnografii, antropologii Sibiri i sopredelnyh territoriy: Materialy Godovoy sessii Instituta arheologii i etnografii SO RAN. Novosibirsk: Izd-vo IAET, 2006. T. 12, ch. 1. S. 497–500.

11. Arslanova F.H. Kultovye predmety iz zhenskih zahoroneniy Priirtyshiya // Metodologicheskie aspekty arheologicheskih i etnograficheskih issledovaniy v Zapadnoy Sibiri. – Tomsk, 1981. – S. 48–49.

12. Arslanova F.H. Obraz pticy na golovnyh uborah kimakskih zhenshchin // Margulanovskie chteniya: sbornik materialov konferencii. Alma-Ata, 1989. S. 156–160.

13. Arslanova F.H. Zhenskie pogrebeniya 9–10 vv. s busami iz Kazahstanskogo Priirtyshiya // Voprosy arheologii Kazahstana. Almaty-Moskva, 1998. Vyp. 2. S. 97–109.

14. Arslanova F.H., Klyashtornyj S.G. Runicheskaya nadpis' na zerkale iz Verhnego Priirtyshiya // Tyurkologicheskij sbornik-1972. M., 1973. S. 306–315.

15. Khasenova B.M. Nauchnoe tvorchestvo F.H. Arslanovoy: status zhenshchiny v kimakskom obshchestve // Arheologiya Kazahstana. 2019. № 1 (3). S. 61–72.

16. Plotnikov Yu.A. Skulpturnye izobrazheniya ryb v pamyatnikah srostkinskoy kultury // Novye pamyatniki epohi metalla na Srednem Amure. Novosibirsk, 1987. S. 110-20.

17. Kondrashov A.V. Izuchenie pogrebalnogo obryada i socialnoy organizacii naseleniya srostkinskoy kultury (po materialam arheologicheskih pamyatnikov yuga Zapadnoy Sibiri serediny 8-12 vv. n.e.): avtoref. dis. … kand. ist. nauk. Barnaul, 2004. 15 s.

18. Seregin N.N. Obshchie i osobennye harakteristiki zhenskih pogrebeniy rannesrednevekovyh tyurok Centralnoy Azii (k rekonstrukcii nekotoryh aspektov gendernoy istorii) // Vestnik arheologii, antropologii i etnografii. 2012. № 2. S. 61-69.

19. Tishin V.V., Seregin N.N. Polozhenie zhenshchiny v drevnetyurkskom obshchestve // Istoricheskaya psihologiya i sociologiya istorii. 2015. № 1. S. 109-127.

20. Ahinzhanov S.M. Kypchaki v istorii srednevekovogo Kazahstana. Alma-Ata: Nauka, 1989. 293 s.

21. Arheologicheskie pamjatniki v zone zatoplenija Shulbinskoy GES. Alma-Ata: Nauka, 1987. 280 s.

22. Arslanova F.H. Bobrovskiy mogilnik // Izvestija AN KazSSR. Ser. obshhestv. nauk. 1963. Vyp. 4. S. 68-84.

23. Arslanova F.H. Srednevekovyi mogilnik iz Priirtyshiya // Sbornik Ministerstva vysshego i srednego specialnogo obrazovaniya KazahskoySSR. Obshhestv. nauki. 1963. Vyp. 3. S. 278-302.

24. Arslanova F.H. Pamyatniki Pavlodarskogo Priirtyshiya (VII-XII vv.) // Novoe v arheologii Kazahstana. Alma-Ata: Nauka, 1968. S. 98-111.

25.Arslanova F.H. Pogrebeniya tyurkskogo vremeni v Vostochnom Kazahstane // Kultura drevnih skotovodov i zemledelcev Kazahstana. Alma-Ata: Nauka, 1969. S. 43-57.

26. Arslanova F.H. Kurgany s truposozhzheniem v Verhnem Priirtyshie // Poiski i raskopki v Kazahstane. Alma-Ata: Nauka, 1972. S. 356-76.

27. Arslanova F.H. Keramika rannesrednevekovyh kurganov Kazahstanskogo Priirtyshiya // Srednevekovye drevnosti Evraziyskih stepey. M.: Nauka, 1980. S. 79-104.

28. Mogilnikov V.A. Kochevniki severo-zapadnyh predgoriy Altaya v IX-XI vekah. M., 2002. 359 s.

29. Arslanova F.H., Samashev Z.S. Kurgannaya gruppa «Karashat» v Semipalatinskoy oblasti // Jetnicheskaya istoriya tyurkoyazychnyh narodov Sibiri i sopredelnyh territoriy: tez. dokl. obl. nauch. konf. po antropologii, arheologii i jetnografii. Omsk, 1984. S. 161-165.

30. Arslanova F.H., Samashev Z.S. Kurgany kimakov v Semipalatinskom Priirtyshie // Problemy srednevekovoy arheologii Urala i Povolzhiya. Ufa, 1987. S. 120-133.

31. Arslanova F.H. Dlinnye kurgany Priirtyshiya // Istochniki po istorii Zapadnoy Sibiri. Istoriya i arheologiya. Omsk, 1987. S. 50-69.

32. Levshin A.I. Opisanie kirgiz-kazachiih ili kirgiz-kaysackih, ord i stepey. Almaty: Sanat, 1996. 656 s.

Б.М. ХАСЕНОВА, 

Л.Н. Гумилев атындағы Еуразия Ұлттық университеті докторанты, «археология және этнология» мамандығы. alicar@inbox.ru

АРХЕОЛОГИЯ БОЙЫНША КИМАК ҚОҒАМЫНДАҒЫ ГЕНДЕР

Түйін

Ежелгі қоғамдарды зерттеудегі маңызды аспекті гендерлік қатынастар болып табылады. Белгілі бір қоғамдағы әлеуметтік рөлдердің сипаттамаларын нақтылау  оны зерттеудің құнды көзі бола алады.  Дамыған орта ғасырдағы түркі тайпаларының бірі - қимақтар археологиясы бойынша бай дереккөз базасының болғаны,  Кимак қағанаты халықтарының жерлеу рәсімдерінде гендердің рөлі туралы зерттеу жүргізуге негіз болып табылады. Археологиялық деректерге сүйенсек, бұл мемлекет аумағы Об-Ертіс өзенінде болған. Оның пайда болу уақыты – IX-XI ғасырлар. Қайтыс болған ерлер мен әйелдерді қабірдің кеңістігіне орналастыруда гендерлік айырмашылықтар көрінеді, сондай-ақ құрбандыққа шалынатын тамақ, жерлеу жабдықтары  жерлеу рәсімін талдауы көрсетті. Дәл Ертіс аумағындағы археологиялық материалдар бойынша орта ғасырдағы әйелдердің ерекше мәртебесі туралы мәселесін Ф.Х. Арсланова көтерді деп айта кету керек.

Түйін сөздер: гендер, кимактар, ортағасырлық дәуір, жерлеу рәсімі, артефактілер.

B.M. KHASENOVA,  

Doctoral candidate at L.N. Gumilyov Eurasian National University, majoring in «Archeology and Ethnology». 

GENDER IN THE KIMAK SOCIETY ACCORDING TO DATA OF ARCHEOLOGY

An important aspect in the study of ancient societies is gender relations. Clarification of the characteristics of social roles in a given society can be a valuable source for studying it.The presence of a rich source base on the archeology of the Kimaks, one of the Turkic tribes of the developed Middle Ages, is the basis for conducting a study on the role of gender in the funeral rites of the population of the Kimak Khaganate.Judging by the archaeological sources, the territory of this state was located in the Ob-Irtysh interfluve. The time of its existence – IX-XI centuries. An analysis of the funeral rite showed that gender differences are recorded in the placement of deceased men and women in the space of the burial ground, as well as in the composition of sacrificial food, funerary equipment.It should be noted that it is precisely according to archaeological materials from the territory of the Upper Irtysh that F.Kh. Arslanova raised the question of the special status of women in the Middle Ages.