Сложный и трудный путь, пройденный казахским народом за прошедшие столетия, знаменовался очередным историческим вызовом, связанным с необходимостью формирования новой казахстанской идентичности в сложных и противоречивых условиях 21 века. Адекватность ответа на вызовы современности связана с решением ряда вопросов политического, геополитического, этнополитического характера. В этом ряду проблемы связанные с идентичностью являются наиболее актуальными. Инерция переходного периода, который для казахов начался еще в 30-х годах ХХ столетия, продолжает сохраняться со всеми сложными и противоречивыми последствиями. Этот период можно характеризовать как критический. Его содержание состоит в коренном изменении материальной основы существования (кочевнический образ жизни) и переходом к иным формам бытия, по существу мы являемся свидетелями формирования новой идентичности. Основой идентичности является картина мира этноса, которая состоит из совокупности этнических констант, представляющих собой своеобразную форму упорядоченного исторического опыта[1]. Составляющие картину мира этнические константы, наследуется и сохраняется из поколения в поколение, при этом их разнообразие по существу неисчерпаемо. [2]. В разные периоды жизни народа актуализируется одни и уходят на второй план другие. При этом «… – перенос прежних архетипических конструкций номадического мироотношения в город, где задачи выживания заставляют идти по пути сущностного видоизменения традиционных ценностных установок, их ломки и модернизации»[3]. Другими словами, если в прошлом казахский народ вел кочевой образ жизни и соответственно обладал определенным набором этнических констант, то они сохраняются и никуда не исчезают. Однако в разные исторические эпохи происходит смена ценностных ориентиров, которые больше соответствуют потребностям народа и лучше способствуют адаптации этноса к новым условиям существования.
В этой связи определенный интерес вызывает процесс утверждения одних и исчезновения других этнических констант, формирующих картину мира этноса. Механизм смены картины мира и формирования новой идентичности представляет собой сложный и противоречивый процесс. Существует несколько подходов в определении процесса формирования идентичности (примордиалистический, конструктивистский). В данном случае мы придерживаемся определения согласно, которому: «Национальная идентичность – это особая форма идентичности, которая не является естественно заданной, а должна вырабатываться и распространяться, главным образом, через усилия интеллектуалов, политиков и общественных активистов, которые делают связь с нацией основополагающим компонентом сознания» [4]. Т.е. этническая идентичность – это не только природное качество присущее каждому народу, как вещественная данность, но во многом социальный конструкт, который способен превращаться в реальность и задавать рамки для коллективных действ интеллектуальной элиты. При этом согласно конструктивистскому подходу особое значение приобретает именно процесс целенаправленной деятельности. Поскольку этническая идентичность есть одна из форм коллективного самосознания, которая не определяется путем волюнтаристской импровизации, а формируется и поддерживается конкретными культурными реалиями, с глубоко укорененными историческими корнями.
Особое место исторического нарратива в формировании идентичности не нуждается в специальной аргументации. Здесь можно только констатировать, что « историописание - это способ воспроизведения этничности»[5].Ведущая роль исторического знания связана так же и с тем, что становление новой идентичности это процесс этнополитический, где история народа, как нарративный дискурс способствует не только его внутренней консолидации, но и создает своеобразную защиту собственного этнического пространства. Благодаря этим представлениям народ осознает свое единство и одновременно определяет место в мире. Однако, формирование адекватной картины исторического прошлого казахского народа осложняется и тем, что большинство ныне живущих казахов прошли этапы своей социализации в существенно различающихся социально-политических условиях, что привело к определеннымискажениям в историческом сознании. Если рассматривать советское время, то в этот период коммунистической идеологией была достаточно успешно реализована историко-культурная парадигма, призванная сформировать «новый» взгляд казахского народа в отношении собственной истории. Идеологической основой этой парадигмы, служило положение, что только советская власть открыла дорогу к прогрессу и процветанию казахского народа, одномоментно, шагнувшего из феодализма в развитой социализм.[6]Тогда как постсоветский период знаменовался формированием новой, кардинально противоположной картины исторического прошлого казахского народа, которая однако еще находится на стадии формирования. Актуальность истории прослеживается на всех уровнях исторического сознания от академического, до обыденного. Как известно создание новой концепции истории с точки зрения профессионального подхода требует определенных усилий по изучению документальных источников и их анализа на основе дисциплинарного анализа и как следствие требует определенного времени. Однако злободневность исторического дискурса, как форма социального заказа, осознаются на всех уровнях исторического сознания и вполне естественны попытки создать требуемый продукт, как ответ требуемы социальный заказ. Этим объясняется обилие исторических исследований, не выдерживающих критики с точки зрения академического знания, но востребованные современной действительностью. Как правило, здесь нет места научной рефлексии.
Таким образом, ведущее место в идеологическом пространстве современного Казахстана, занимает исторический натратив, понимаемый, как совокупность исторических свидетельств, изложенных в той или иной повествовательной форме. Само понятие нарратива произошло от латинского narrare – «язык повествования». Как, известно жанр исторического нарратива, зачастую носит утвердительный, декларативный характер. Функционирование подобной информации как правило приводит к определенной девальвации, исторического знания, поскольку исторический нарратив далеко не всегда является объективным, в его изложении может иметь место конъюнктурное использование различных мифологем, искажений и интерпретаций. Вместе с тем мы неможем полностью отбрасывать смысл и значение исторического нарратива, поскольку он позволяет, с одной стороны, определить критерии компетентности, свойственные обществу в котором он рассказывается, а с другой — оценить, благодаря этим критериям, результаты, которые в нем достигаются или могут быть достигнуты.
При этом необходимо учитывать, что национальная история является прошлым, которое особым образом организованно, и во многом является «сконструированным». Поскольку «… искаженное восприятие собственной истории, - это существенный фактор в процессе формирования нации». В данном случае искажение понимается как процесс сознательного и выборочного отбора, когда нация должна многое «забыть», но и многое «вспомнить» в своем историческом прошлом [7]. К сожалению, казахи имеют историю, которая в большей степени является историей выживания, а не спокойного существования и созидания. Какой образ прошлого сегодня оформится таковым быть будущий образ казахского народа. Возрождение этих образов, которые неизбежно подвергались искажениям на протяжении длительного зависимого, колониального прошлого является важной задачей современной исторической науки. Именно поэтому новый этап развития казахского народа в условиях государственного суверенитета и как государственно образующей нации открывает большие перспективы для использования истории в формировании конструирования своего будущего.
В качестве наглядного примера предлагается рассмотреть несколько вариантов критического переосмысления утвердившихся стереотипов относительно современных ценностных установок и их исторического обоснования. Существует на уровне обыденного сознания широко распространенное мнение отсутствие в прошлой культуре казахского народа демократии, отсутствие у рядового члена традиционного общества собственного мнения по общественным проблемам, извечная «казахская покорность». [8] Вместе с тем в казахской истории есть вполне устоявшиеся примеры глубокого укоренения в национальном сознании принципов демократического устройства, осознания ответственности верховной власти от воли народа. В частности если мы обратимся к авторитету Ч.Валиханова. Еще в студенческие годы, в письме проф. Березину по поводу объяснения отдельных фрагментов исторических сказаний, отметил, что простой народ – карабудун – сравнивал своих султанов с пастухами и даже называл их рабами. Отыскивая причины этого явления, Чокан Валиханов писал: «Хотя пословица киргизская – «без султанов не может быть народа, как без поддержки не может стоять юрта» – и показывает понятие народа о необходимости для отдельного народа (иметь) иль отдельной главы, но, тем не менее, относительно влияния на (массу), султаны не значили ничего. Киргизы говорят: ходжи – сарды, а султаны – наши рабы, объясняя это низкое уподобление своих глав… намеком на то, что они рабы, обязанные пасти стада и пугать своим присутствием… поставлены для этой же цели у них. Все управление народа находилось в руках старейших родоначальников, и ханы их были только исполнители воли народной. В случае же неудовольствия черная кость (могла их сместить). Султаны значением своим в последнее время обязаны хану Аблаю, который несколько раз разбил народное ополчение…» [9]. В казахской в исторической традиции имело место явление, когда власть казахских ханов держалась на признании и всеобщей поддержки со стороны представителей крупнейших родоплеменных образований, а не на политическом и военном насилии. У казахских правителей не было идеологического обоснования божественного происхождения как у древних фараонов или королей Европы и императоров Азии. Ханы, которые теряли легитимность, в виде поддержке основных политических сил, теряли и власть. Ярким тому примером являются судьбы двух ханов, правивших после Касым-хана.[10]
Характерная черта традиционного казахского сознания о которой сегодня почти забыли, хотя оно как нельзя лучше, отвечает современным вызовам - это альтруизм и высокая социальная ответственность. Кочевое общество, основанное на главенстве рода почти полностью нивелирует личные индивидуальные потребности человека. К тому же жизни в ауле, юрте абсолютно открыта, здесь чтобы ни совершил человек, все находится в поле зрения других. Отсюда высокая ответственность за свои слова и поступки. Поэтому - человек только звено в бесконечной цепи рождений и смертей. Обожествление предков рода поклонение им обязывает и тебя жить, как на виду поскольку ты тоже вскоре станешь предком.
Как известно именно кочевники являлись создателями « рыцарского этоса». Воинственность и, следовательно, мужественность основные характеристики кочевника - его благосостояние целиком зависит от благополучия и сохранности стада, но это богатство нельзя спрятать его можно только защитить. Более того, тяжело вооруженная конница, созданная кочевниками, считалась самым грозным видом оружия и обеспечивала военное, превосходство вплоть до изобретения огнестрельного оружия. Многие народы создавали старались перенять это искусство. Многие исследователи подтверждают тот факт, что средневековый европейский рыцарь и японский самурай – это калька с образа тяжеловооруженного кочевника [11]. Это положение так же подтверждается авторитетом Ч.Ч.Валиханова. В примечании к заметке - «О формах казахской народной поэзии» он писал, что « в древности слово «казак» встречается в смысле «вольный» и «вольница». Нет сомнения, что казачество началось и развивалось в Азии и перешло к русским от татар. Привольные и обширные степи киргизские, как Украина для Руси, сделались с местом стечения удальцов и батыров, искавших свободу и богатство в добычах ... Смутные времена Междоусобий орды, выгоняя не отдельные личности, как на Руси, а, целые племена, способствовали образованию отдельной казачьей общины из разнородных племен... Кочевая степная жизнь и хищнические наклонности – общее свойство и наследие племен степных, кочевых, могли утвердить за новым союзом их новых поколений имя казак, которое, как можно полагать из «Шейбани-намэ», в то время имело значение довольно почтенное и означало возвышенность духа, – соответствовало европейскому рыцарству» [12].
Современную казахстанскую идентичность можно и нужно формировать целенаправленно, как результат критического переосмысления многообразия исторического нарратива. Этот процесс должен стать результатом сознательных усилий интеллектуальной элиты, которая в первую очередь выполняет функцию проводника и выразителя коренных интересов казахского народа, составляющего ядро государства. Необходимо так же определить какие именно стратегии национально-государственного строительства и социокультурного развития имплицируются выбором той или иной теоретической модели казахской идентичности. Данная ситуация является своеобразной проверкой на состоятельность и ресурсный потенциал казахстанской интеллектуальной элиты, которой необходимо из разнородных исторических нарративов существующих в современном идеологическом пространстве создать новый образ народа, отвечающий вызовам современного мира, но сохраняющим духовное наследие прошлого.
Аңдатпа
Мақала қазіргі гуманитарлық ізденістің өзекті мәселесі – қазақстандық сәйкестіліктің тоқырауға ұшырап, жаңа сәйкестікті іздеудің жандануына арналған. Автор ұлттық мінез-құлық және тарихи нарратив арасында байланысты айқындауға талпынған. Сонымен бірге оның қазіргі қазақстандық сәйкестіліктегі рөлі мен орнын айқындауға назар аударады. Белгілі бір базалық құндылықтар мен ұлттық мінез-құлықтың халықтың барлық тарихи кезеңінде елеулі өзгеріске ұшырамай өмір сүретіні алға тартылады. Қазіргі қазақтардың өмір бейнесін анықтауға әсер ететін этнологиялық ізденістер сарапқа салынады.
Summary
The article is dedicated to one of the actual problems of modern Kazakhstani humanities discourse: the crisis of identity and intensification of a new identity search. The author makes an attempt to identify the relationship of the national character and historical narrative, as well as to define its role and place in the evolution of the modern Kazakhstani identity. The author approbates the statement on the existence of certain basic values and traits of the national character, which were not significantly changed over the history of the nation. Besides the author analyzes the modern ethnological approaches at identifying the factors affecting the formation of contemporary Kazakhs’ world view.
Список использованной литературы:
1. Тишков.В.А.Этнология и политика. // Научная публицистика. М., Наука, 2001. С.34.
2. Лурье С.В. Историческая этнология, Москва: Аспент пресс. 1997. С. 432; Гуревич А. Ментальность // Опыт словаря нового мышления. Москва. 1989. С. 454.
3. Шайкемелев М.С. Казахская идентичность. Монография / Под общ. ред. З.К. Шаукеновой. – Алматы: Институт философии, политологии и религиоведения КН МОН РК, 2013. – С. 126.
4. Тишков В.А. Реквием по этносу: исследование социально-культурной антропологии.2003. электрон ресурс С. 500.
5. Сулейменов Р.Б. Ленниские идеи культурной революции и их осуществление в Казахстане // Алма-Ата: Наука. 1972 – С.14, 484; Под знаменем Ленинских идей. Ред. Бейсембаев С.Е. Пахмурный И.М. Алма-Ата: Казахстан. 1973. С. 486.
6. Renan E. Qu’est-cequ’une nation? // Nationalism. Ed. By J. Hutchinson and A. D. Smith. Oxford; NewYork, 1994. р. 18.
7. ВалихановЧ.Ч. Собр.соч.Алма-Ата 1961.Т.1. Примечание 34.С.214.
8. Наурызбаева З. Культура кочевников и современный менталитет казахов / Қазақ альманағы [Текст]. – Астана, 2009 – ISSN 2074-9503. – Выходит раз в два месяца 2010г. N 1 С.119.
9.После кратковременного царствования его наследника Мамаш-хана на белой кошме был поднят внук Жаныбека Тахир-султан (1523–1524).Он далеко не пользовался тем влиянием, которым обладал Касым-хан. К тому же Тахир был человек жестокий и совсем недаровитый. Едва приняв власть, Тахир-хан потерпел поражение от ногайцев и ушел в Среднюю Азию. Здесь он вскоре был опять разбит недалеко от Туркестана правителем Могулистана Келди-Мухаммадом. После этого многие казахские племена отложились от Тахира, и он умер около 1530 г. во владениях кыргызов.
10. Валиханов Ч.Ч. Собр. соч. Алма-Ата, 1961. Т.1. С. 305.
11. Кардини Ф. // Историки европейского рыцарства. М.: Прогресс.,1987. С.34.
12. Валиханов Ч.Ч. Собр. соч. Т. І. С.206-207.
