Яндекс.Метрика
Home » Materials » УДК 930.2: 94(574): 316.3 К ВОПРОСУ ФОРМИРОВАНИЯ И РАЗВИТИЯ ТЮРКО-МОНГОЛЬСКОЙ ПОЛИТИКО-ПРАВОВОЙ СИСТЕМЫ (ИСТОРИОГРАФИЧЕСКИЙ АНАЛИЗ)

З. Майданали, к.и.н., доцент, КазНУ им. аль-Фараби г. Алматы, Казахстан,

УДК 930.2: 94(574): 316.3 К ВОПРОСУ ФОРМИРОВАНИЯ И РАЗВИТИЯ ТЮРКО-МОНГОЛЬСКОЙ ПОЛИТИКО-ПРАВОВОЙ СИСТЕМЫ (ИСТОРИОГРАФИЧЕСКИЙ АНАЛИЗ)

Scientific E-journal «edu.e-history.kz» № 4(16), 2018

Tags: государственность., Тöре, право, научные подходы, управление, сакральность, Власть
Author:
В статье представлен историографический обзор исследований по проблемам сложения и трансформации государственных институтов в кочевых обществах. Рассматриваются различные методологические подходы и методы изучения процесса становления и модернизации политико-правовых систем и особенности их функционирования. На примере тюрко-монгольской политико-правовой системы показана динамика исторической мысли в изучении социально-политической сферы кочевого социума. Ключевые слова: власть, сакральность, управление, научные подходы, право, Тöре, государственность
Text:

Введение. Историческая наука уделяет пристальное внимание проблемам формирования и функционирования политико-правовых систем кочевых обществ. В задачи исследовательской работы входит проведение системного историографического анализа социальной структуры и общественной организации тюрко-монгольского общества. Специальное внимание в исторической науке уделяется отношениям власти и властвования, образующим особую сферу человеческой деятельности и соответственно особую область культуры – культуру потестарную и политическую, которая является специфическим способом деятельности социальной структуры в целом и правовой в частности. Существенным для исторической науки остается решение вопроса об институтах государственного типа в развитых кочевых объединениях, охватывавших значительные массы собственно кочевого населения. В связи с этим возникает проблема степени изученности и исследовательской практики по следующим вопросам: 1. изменения в политической структуре кочевых обществ; 2. источники права в тюрко-монгольских кочевых объединениях; 3. развитие и трансформация правовых норм тöре. Эти три вопроса при их совокупном рассмотрении позволит представить полноту исследовательских парадигм и изысканий.

Обсуждение. Для исследователей решение этих вопросов представляет трудность из-за того, что во всех кочевых империях соотношение догосударственных и раннегосударственных компонентов власти непостоянно и подвижно. Л.Н. Гумилев считал, что основным характерным признаком социальной структуры каганата династии Ашина было совмещение военного и племенного строя/1/. Динамика эволюции кочевых империй не была однолинейной и одновекторной, так современные подходы в изучении Хуннской державы, Аварского, Тюркских и Уйгурского каганатов показывают, что как "прогрессивные" (направленные на устойчивое воспроизводство властных функций "центра" империи или их расширение) тенденции могли сменяться "регрессивными" (рост автономии отдельных сегментов империи)/2/. Весьма часто эти противоречивые тенденции реализовывались одновременно. Российский исследователь В.В. Трепавловотмечает, что в условиях структурной стабильности экономики кочевников (т.е. при известном постоянстве экологической среды и организации производства) формы их социальной организации оставались малоподвижными на протяжении столетий. Сходны были по многим параметрам и первые каганаты V-IXвв., и ханства позднего средневековья, что по мнению ученого позволяет предполагать существование определенной парадигмы кочевой потестарности-государственности/3/.

Исторические исследования на основе метода ретроспективного анализа кочевых империй доказывают, что периодически происходили "откаты" к традиционным клановым институтам управления, когда имперские механизмы подчинения номадов внутри степи и экзополитарная эксплуатация земледельцев перестали действовать или становились неэффективными. Исследовательская деятельность показывает и другой деструктивный процесс, характерный фактически для всех кочевых империй, который был связан с "перепроизводством политической элиты" (рост числа взрослых мужчин в клане лидера, претендующих на участие во власти, а зачастую и на верховную власть)/4/.

Как следует из современного движения исторической мысли многофакторность как военно-политическое давление (чаще всего объединялись интересы Китая и конкурирующих кочевых элит), наличие внутренних противоречий в правящем клане или среди разных племенных групп, ухудшение экологических условий и военные поражения приводила к падению или распаду кочевых образований. Учитывая цикличность политических процессов в Центральной Азии, конец одной кочевой империи, как правило, становился началом истории другой. Такие процессы могли привести и к полной ликвидации организационных структур империи и формированию сегментированного этнополитического пространства. В монгольской империи во второй трети XIII в. складывание институтов ранней государственности в достаточно развитых формах сочеталась с усилением властных центров на уровне улусов. Уже в это время сложились условия для обособления западных улусов Джучидов и Хулагуидов.

Н.Н. Крадин на основе системно-структурного подхода и метода типологизации приходит к выводу: "Иерархическая структура степной империи включала три уровня: 1) правитель кочевой империи и его ставка; 2) имперские наместники, назначенные управлять племенами, входившими в империю; 3) местные племенные вожди. Причем племенные вожди не назначались из центра, а избирались в соответствии с местными племенными традициями. Следовательно, на низшем уровне иерархии структура имперского общества оставалась почти такой же, что и до создания государственности…"/5/.

Определенная внутренняя дифференциация управленческих институтов и политических мероприятий в кочевых империях позволяет говорить о разных пластах в догосударственной и раннегосударственных политических культурах номадов. Интересна аналитическая характеристика, представленная Н.Н. Крадиным в отношении империи Хунну: "На самом деле Хуннская империя была, в сущности "племенной империей", в которой новые военно-иерархические отношения не только сменили сложную систему кланово-племенной генеалогии номадов, а сосуществовали и переплетались с ней"/6/.

В.В. Трепавлов в ходе исследовательских изысканий приходит к заключению, что путей и способов распространения кочевой государственности было, по крайней мере, четыре: письменная история, историческая память (фольклор), традиционные правовые нормы и государственная практика. Таким образом, интегративный характер информации содержащейся во всех этих источниках позволяет историку представить характеристику кочевнических политических структур/7/. В этой связи интересен системный подход Р.Ю. Почекаева к проблемам источника права и сложения правовых отношений в кочевых обществах. Тöре - "порядок, закон, обычай, традиция", возникший у древних тюрков как определяет большинство историков, но по-разному указывают на ее место в правовой системе кочевых обществ (иногда даются и более расширительные толкования - "держава", "власть")/8/.  Анализируя степень изученности проблемы, Р.Ю. Почекаев полагает, что на сегодняшний день существуют несколько точек зрения относительно места тöре в правовой системе тюркско-монгольских народов и в Монгольской империи. "Большинство зарубежных исследователей склонны полагать, что под тöре понималась вся совокупность норм и правил, регулирующих взаимоотношения и деятельность тюркского общества, включая как древние народные обычаи, так и право творимое монархами и правителями. Другие считают, что тöре, в отличие от народных обычаев "йосун", было продуктом правотворческой деятельности монарха (своего рода "имперский закон"), включая в его сферу регулирования вопросы как публичной, так и частной жизни народа. При этом и те и другие придерживаются той точки зрения, что тöре у тюркских народов нашло полный аналог у монголов при Чингисхане и его преемниках под названием "ясы" и даже утверждают, что в результате монгольских завоеваний тюркские народы и государства вместо своего исконного термина "тöре" стали применять чуждый им монгольский термин "яса", обозначая им, в принципе, ту же систему правовых норм" – заключает Р.Ю. Почекаев /9/.

Общей тенденцией в однородном потоке исторического знания является заключение, что тöре оставалось действующим источником права – наравне как с монгольским писаным законодательством, так и с нормами мусульманского права, принятыми во многих государствах Чингизидов с XIVв. Современное движение исторической мысли представляет источник права как определенную сферу регулирования, которое занимает определенное место в правовой системе кочевников. Р.Ю. Почекаев используя историко-сравнительный и сопоставительный методы, приходит к выводу, что система права в Улусе Джучи представляет собой весьма интересный историко-правовой феномен – пример органичного сочетания монгольских и тюркских элементов, права обычного и исходящего от государства, к тому же испытавшего значительное влияние исламской правовой традиции.

Вероятно, наличие этих и других подобных им сведений способствовало появлению другой точки зрения на место тöре в системе права, которую высказал В.В. Трепавлов. Анализируя этот институт, который существовал в монгольском праве наряду с ясой, причем не противоречил ей, поскольку они имели разные предметы регулирования, он приходит к заключению, что яса налагала бытовые ограничения и предусматривала наказания за преступления, тогда как тöре составляло "административное" законодательство, "сферу компетенции монарха"/10/.

  Исследовательские практики современной исторической науки показывает специфику средневекового общественного сознания вообще и монголов в частности, не позволяет свести понимание тöре исключительно к совокупности нормативных правил. Анализируя, уровень развития древних тюрков и средневековых монгол, ученые приходят к выводу, что правовые нормы воспринимались ими как нечто высшее, исходящее от божеств, а не создаваемое людьми – даже монархами.

  Особенности и противоречивые стороны тöре отразила Т.Д.Скрынникова, которая определяет его как "еще несакрализованное значение Закона" (которое соответствовало понятию "дхарма"), следование правилам и нормам которого обеспечивает равновесие и гармонию в природе и обществе. Тöре, по мнению исследовательницы, имеет двойственную природу: с одной стороны – это совокупность норм, регулирующих деятельность общества и взаимоотношения в нем, с другой – некий сакральный признак правления, критерий законности и истинности правителя/11/.

Исследователи разных поколений С.Г. Кляшторный, Л.Н. Гумилев, Н.Н. Крадин определяют роль правителя в древних и средневековых монгольских государствах как посредника между Небом и подданными, обладающего рядом сакральных функций, отмечают многие исследователи кочевых обществ. Обязанности монарха заключаются в защите своих подданных, обеспечении им небесного покровительства, достижении гармонии общественных отношений и порядке в обществе и государстве.

  Так или иначе, исследовательская деятельность и современные аналитические методики показывают, что понятие тöре и у тюрков, и у монголов связывалось, прежде всего, с вопросами власти, управления, статусом монарха. В свою очередь тöре как продукт ханского законодательства, источник публичного права в известной степени противопоставлялось йосун – народным обычаям, регулировавшим сферу частных отношений. Такие определенные изменения связывались с появлением сильного, централизованного государства, которое приходило на смену вождеству и служило правовым обоснованием существования государственного аппарата и его функций, которое, также входило в содержание тöре.

Исторические изыскания показывают, что можно увидеть существенные различия между тöре тюркских племен и тöре монголов до Чингисхана. В ранних тюркских государствах тöре создавалось правителями, активно занимавшимися правотворчеством и эта законодательная деятельность отражена, в частности, в знаменитых орхонских надписях и других памятниках рунической письменности, в которых термин "тöре" встречается довольно часто, причем именно в качестве продукта ханского законотворчества/12/.

  Как считает В.В. Трепавлов, вопросы, которые регулирует тöре (система административного деления на правое и левое крылья; порядок выдвижения на высшие должности; соправительство; завоевание и покорение народов; распределение доходов и трофеев), остаются на уровне гипотезы и не подтверждаются какими-либо конкретными данными источников/13/. Все представленные сферы деятельности были свойственны большинству кочевых империй Евразии, а не только монголам, поэтому как считает большая часть историков, нет особых оснований относить их к государственному регулированию, а не к народной традиции. Превратившись из системы конкретных норм права в совокупность принципов, тöре продолжало оставаться неотъемлемой частью правовой системы монгольского общества. Их неизменность и незыблемость для всех категорий населения, начиная с хана и заканчивая последним харачу – простолюдином, представляла обширное поле для сословия монгольской аристократии в области ограничения ханской власти и адаптации правовых норм под собственные интересы. Толкование права представителями аристократии было довольно характерным явлением в период становления юриспруденции, особенно в период отсутствия у народов письменности/14/.

 Заключение.  Таким образом, обзор исторической литературы показывает - тöре наравне с обычным правом "йосун" составляло систему источников монгольского средневекового права, которое отличали такие черты, как тесная связь с религиозными представлениями, неизменность и нечеткость. Социально-политическое значение стало в постепенном подчинении тöре интересам ханской власти: хан стал сам толкователем тöре, интерпретируя его принципы в соответствии со своими интересами и государственными задачами. Р.Ю. Почекаев указывает на трансформации и изменения тöре в ходе своего дальнейшего эволюционного развития. Из системы норм права (публичного, государственного) у тюркских народов и государств, затем превратилось в систему принципов, стоявшую над собственно правовыми нормами и обычаями монгольских племен, ассоциируясь с божественной властью и небесным авторитетом. Преобразовательная деятельность Чингисхана и его преемников сделала тöре своего рода "вспомогательным" правом по отношению к новому имперскому законодательству – ясе, своеобразным мостом от прежнего обычного права племен к четкой системе права Монгольской империи/15/.

  Практика конкретно-исторического исследования показывает, что современным историкам  удалось поставить и частично решить ряд важных методологических проблем. По уровню развития исторической мысли можно говорить об определенной динамике в изучении вопросов формирования и функционирования политико-правовых систем кочевых обществ. Все эти процессы нашли свое отражения в социально-политической структуре, системе управления, источниках и нормах права кочевого общества. Как следует из материалов данного обзора, существует ряд нерешенных и малоизученных проблем (например, особенности правовых систем и их моделирование), требующих дальнейшего изучения. Современный этап дискуссий по проблемам государственности и политического развития номадов показывает необходимость выработки общих критериев оценки управленческих, правовых систем кочевников и их классификации.

 

Список использованной литературы

1.  Гумилев Л.Н. Древние тюрки. М., 2004. С. 71

2.  Васютин С.А. Лики власти (к вопросу о природе власти в кочевых империях)// Монгольская империя и кочевой мир. Улан-Удэ, 2005.Т.2 С. 56

3.  Трепавлов В.В. Улусный субстрат и имперский суперстрат: поиск "ядра" кочевой государственности Монгольская империя и кочевой мир. Улан-Удэ, 2004.Т.2. С.71

4.  Васютин С.А.// Монгольская империя и кочевой мир. Улан-Удэ, 2005.Т.2. С.7

5.  Крадин Н.Н. Кочевые империи: генезис, расцвет, упадок// Восток, 2001. №5. С.22

6.  Крадин Н.Н. Империя Хунну. М., 2002. С. 192

7.  Трепавлов В.В. Государственный строй Монгольской империи XIII в.: Проблема исторической преемственности, М., 1993. С.31

8.  Почекаев Р.Ю. Эволюция тöре в системе монгольского средневекового права// Монгольская империя и кочевой мир. Улан-Удэ, 2004. С.530

9.  Там же.

10.   Трепавлов В.В. Государственный строй Монгольской империи XIII в.: Проблема исторической преемственности. С.39-41.

11.  Скрынникова Т.Д. Харизма и власть в эпоху Чингис-хана. М., 1997. С. 47

12.  Бартольд В.В. Работы по истории и филологии тюркских и монгольских народов. М., 2002.

13.  Трепавлов В.В. Государственный строй Монгольской империи XIII в.: Проблема исторической преемственности. С.40-41

14.  Почекаев Р.Ю. Эволюция тöре в системе монгольского средневекового права// Монгольская империя и кочевой мир. С.536-537

15.  Там же. С.540.

References

1.  Gumilev L.N. Drevnie tjurki. M., 2004. S. 71

2.  Vasjutin S.A. Liki vlasti (k voprosu o prirode vlasti v kochevyh imperijah)// Mongol'skaja imperija i kochevoj mir. Ulan-Udje, 2005.T.2 S. 56

3.  Trepavlov V.V. Ulusnyj substrat i imperskij superstrat: poisk "jadra" kochevoj gosudarstvennosti Mongol'skaja imperija i kochevoj mir. Ulan-Udje, 2004.T.2. S.71

4.  Vasjutin S.A.// Mongol'skaja imperija i kochevoj mir. Ulan-Udje, 2005.T.2. S.7

5.  Kradin N.N. Kochevye imperii: genezis, rascvet, upadok// Vostok, 2001. №5. S.22

6.  Kradin N.N. Imperija Hunnu. M., 2002. S. 192

7.  Trepavlov V.V. Gosudarstvennyj stroj Mongol'skoj imperii XIII v.: Problema istoricheskoj preemstvennosti, M., 1993. S.31

8.  Pochekaev R.Ju. Jevoljucija töre v sisteme mongol'skogo srednevekovogo prava// Mongol'skaja imperija i kochevoj mir. Ulan-Udje, 2004. S.530

9.  Tam zhe.

10.  Trepavlov V.V. Gosudarstvennyj stroj Mongol'skoj imperii XIII v.: Problema istoricheskoj preemstvennosti. S.39-41.

11.  Skrynnikova T.D. Harizma i vlast' v jepohu Chingis-hana. M., 1997. S. 47

12.  Bartol'd V.V. Raboty po istorii i filologii tjurkskih i mongol'skih narodov. M., 2002.

13.  Trepavlov V.V. Gosudarstvennyj stroj Mongol'skoj imperii XIII v.: Problema istoricheskoj preemstvennosti. S.40-41

14.  Pochekaev R.Ju. Jevoljucija töre v sisteme mongol'skogo srednevekovogo prava// Mongol'skaja imperija i kochevoj mir. S.536-537

15.  Tam zhe. S.540

 

Z. Maidanali1 Candidate of Historical Sciences, Associate Professor

al-Farabi KazNU, Almaty

ON THE FORMATION AND DEVELOPMENT OF THE TURKIC-MONGOLIAN POLITICAL AND LEGAL SYSTEM (HISTORIOGRAPHICAL ANALYSIS)

Summary

The article presents a historiographical review of research on the problems of the formation and transformation of state institutions in nomadic societies. Various methodological approaches and methods of studying the process of formation and modernization of political and legal systems and features of their functioning are considered. The dynamics of historical thought in the study of the socio-political sphere of the nomadic society is shown by the example of the Turkic-Mongolian political and legal system.

Keywords:power, sacredness, management, scientific approaches, law, Tӧre, statehood.

З. Майданали, әл-Фараби атындағы ҚазҰУ, т.ғ.к., доцент

Түркі-моңғол саяси-құқықтық жүйенің қалыптасу және даму мәселесі (тарихнамалық сараптау)

Түйін

Мақалада көшпелі қоғамдардың мемлекеттік құрылымдарының пайда болуы және трансформация мәселелеріне тарихнамалық сараптау жасалған. Бірқатар тарихнамалық методологиялық ұстанымдар мен әдіс-тәсілдер арқылы саяси-құқықтық жүйелердің құрылуы және модернизациясы айқындалады. Көшпелі құрылымдардың саяси-әлеуметтік жағдайын зерттеуде тарихи ойдың  динамикасы көрсетіледі.

Түйінсөз: билік, сакральді, басқару, ғылыми ұстанымдар, құқық, тöре, мемлекеттілік.


No comments

To leave comment you must enter or register