Введение. Актуальность данной тематики  определяется не только масштабностью социально-экономических последствий реализации политики «военного коммунизма» в Казахстане, но и  оживлением интереса к региональным исследованиям, что можно объяснить деидеологизацией исторической науки и влиянием тенденций, имеющих место в мировом историческом пространстве.Региональные исследования  позволяют успешно избежать таких крайностей, как чрезмерное обобщение материала, схематически - стереотипное отражение исторических явлений.

Материалы и методы. Источниковую базу исследования составили архивные документы.  В Государственном архиве Акмолинской области и Государственном архиве города Астаны нами были исследованы материалы фондов  № 250 (Акмолинский уездный ревком), № 244 (Акмолинский уездный исполком). Критический анализ документов, содержащихся в данных фондах, предоставил нам возможность исследовать характер «продразверсток», проводившихся в эпоху «военного коммунизма», их социально-экономические последствия, масштабы голода, развернувшегося в начале 1920-х годов.

В ЦГА РК был изучен Ф. № 82 (Народный комиссариат здравоохранения Казахской АССР).  В Ф. № 82  размещены  документы, освещающие социально-экономическое положение  населения  в начале 1920-х гг.

Обсуждение. Октябрьская революция 1917 г. и смена властных структур, произошедшая в Центре и на местах, первоначально не оказывали ощутимого влияния на традиционное хозяйство казахов. Первые аграрные законодательные акты, принятые Советской властью, то есть декрет «О земле», провозглашавший национализацию земли, законы о социализации земли (1918 г.) имели, несомненно, ярко выраженный классовый характер. Однако сфера действия этих законов ограничивалась земледельческими районами, поэтому реализация этих законов не повлияла на традиционные формы хозяйствования в Центральном Казахстане. Ситуация изменилась, когда в стране вспыхнула гражданская война.

Необходимо  констатировать, что до сих пор является невыясненным  вопрос о сути концепта и  понятия «гражданская война». По утверждению историка Зарубина А.Г., гражда́нские войны – это доведение борьбы экономических, социальных, политических, идейных, династических, религиозных, этнических, религиозных, племенных, клановых и наконец, личных интересов до уровня вооруженного противоборства в рамках одной страны. По мнению Зарубина А.Г., гражданские войны, от рабовладельческой до постиндустриальной эпохи, от китайской до западноевропейской и американской цивилизаций, уникальны [1].

Именно в годы гражданской войны  возобладали тенденции, направленные на ликвидацию частной собственности, свертывание товарно-денежных отношений; была введена так называемая «продразверстка». Эти и другие экономические меры Советской власти вошли в историю под названием «военный коммунизм». Термин «военный коммунизм», по мнению Гимпельсона, «суммирует те черты, особенности экономической политики  Советской власти в годы гражданской войны и интервенции, которые были навязаны условиями войны» [2, с.58]. Для политики «военного коммунизма», как утверждают отечественные исследователи, были характерны национализация не только крупной, но и средней и части мелкой промышленности, организация распределения без учета законов товарного хозяйства, свёртывание товарно-денежных отношений, применение чрезвычайных мобилизационных методов в решении хозяйственных задач [2,с.59].

В новейшей историографии  политика «военного коммунизма» освещена в трудах современных российских  историков.  Российские историки  обосновывают утверждение, что военный коммунизм представлял военную диктатуру с продовольственной разверсткой, карточной системой и развернутой национализацией. Военная диктатура, по мнению современных историков, сложилась под давлением внутренних экономических и военно-политических обстоятельств, таких как продразверстка и гражданская война.

Результаты. В сельском хозяйстве политика «военного коммунизма» проявилась во введении так называемой «продразверстки». Каждые область, уезд, волость, каждая крестьянская община должны были сдавать государству заранее установленное количество зерна и других продуктов, в зависимости от предполагаемого урожая (определяемого весьма приблизительно). Кроме зерна, сдавались картофель, мед, яйцо, масло, мясо, масличные культуры и т.д.[3, с.125]. Каждая крестьянская община отвечала за свои поставки. И только после выполнения всех обязательств, власти выдавали квитанции, дающие право на приобретение промышленных товаров, при этом в количестве намного меньшем, чем требовалось. Ассортимент промышленных товаров ограничивался немногими товарами первой необходимости: сахар, соль, спички, изредка инструменты. Особенно ощущался недостаток сельскохозяйственного инвентаря [3, с.127].

В 1919 году был издан декрет о продразверстке, распространявшийся не только на хлебопроизводящие, но и на кочевые губернии. Отличительной особенностью этого декрета являлось изменение самого принципа определения « излишков». Отныне излишком считалось то количество продуктов, которое было необходимо государству, что создавало как бы законное основание для изъятия не только действительных излишков, но и необходимого для крестьян продовольствия [2, с.61]. На наш взгляд,  именно это определение термина «излишков» стало необходимым основанием  для узаконивания злоупотреблений и репрессий в процессе  проведения  «продразверсток». 

Продовольственную разверстку в земледельческих и кочевых районах  проводили уполномоченные  губернских и уездных комиссариатов по продовольствию. Они наделялись огромными полномочиями  при выполнении разверстки.  Им выдавали мандаты, удостоверения, открытые листы, в которых  оговаривались их права и полномочия. Например, в одном из этих документов, датированном  августом 1920 г.,  было написано, что уполномоченный имеет право «вести агитацию за усиление сдачи скота владельцами и проводить разверстку скота в волостях», «имеет полномочия  выяснять количество скота при участии и содействии волисполкома», «должен следить, чтобы в районах уезда не было спекуляций, закупки и вывозов продуктов и скота, и лиц, уличенных в этом, привлекать к ответственности. А также не допускать заготовок организациями и учреждениями, в т.ч. и военными, не имеющими на то разрешения губернского продовольственного комитета» и т.д. [4,  л.360].

В открытом листе № 155, датированном 1920 г., выданном агенту Управления продовольственного комитета Рывкину, утверждалось, что у Рывкина есть право «взимания лошадей для езды по делам службы по Акмолинскому уезду сроком с апреля по  июль 1920 г.» [4,  л.367].

В удостоверении агента Акмолинского уездного комиссариата по продовольствию  было написано, что агент командируется в район для усиления «обмолота хлеба» и «волостные исполкомы должны оказывать ему содействие во всех его законных требованиях и снабжать его, так равно и отряд, находящийся в его распоряжении продуктами питания по твердым ценам. Виновные в неисполнении настоящего распоряжения будут привлекаться к суду» [4, л.167].

 В районах Центрального Казахстана с 1920 г.  широкомасштабная «хлебная» продразверстка осуществлялась продовольственными отрядами как военная силовая акция.  10 июля 1920 года в Акмолинском уезде за № 1002 был издан циркуляр, адресованный всем волостным ревкомам и начальникам участковой милиции. Данный циркуляр запрещал населению обменивать хлеб на соль. Издание этого приказа было санкционировано Управлением продовольственного комитета, монополизировавшим такую функцию, как распределение  продуктов среди населения. В тот же день был подписан и другой циркуляр, приказывающий всем волостным исполкомам ускорить разверстку хлеба [5, л.121]. Подобные инструкции легитимировали ужесточение методов при проведении продразверстки и провоцировали применение незаконных  мер в отношении мирного населения. Например, в  аулах Акмолинского уезда продотряды часто проводили обыски, в ходе которых  забирали даже необходимое для крестьян продовольствие. [6]. Продотряды зачастую использовали методы устрашения, чтобы достичь своих целей. Например, не доезжая до аула, стреляли в воздух. В этой ситуации казахские крестьяне, уже испытавшие на себе воздействие карательных отрядов белогвардейцев, Колчака, как свидетельствуют источники «забиваются по своим юртам и как статуи смиренно смотрят на все зрелища, творящиеся красноармейцами» [5, л.113].

Архивные документы констатируют, что в Атбасарском уезде «у населения забирался весь хлеб, им не оставалось ни одного пуда для дальнейшего пропитания» [7, л. 29]. «… У населения берется последний семенной хлеб, в некоторых волостях изъяты все семенные приготовления на 1921 год» [7, л.11].

В Акмолинском уезде проводились даже так называемые «недели крестьянина». Одна из таких недель продлилась с 20 августа по 4 сентября 1920 года. В период этой кампании была значительно форсирована разверстка зерна, поэтому план продразверстки, составлявший по Акмолинскому уезду 700 тыс. пудов, был перевыполнен до 913 тыс. 143 пудов [7, л.134].

В кочевых районах Акмолинской губернии проводилась также и мясная разверстка, в процессе проведения которой у населения изымали скот [7, л.168]. Кочевники в годы «военного коммунизма» должны были выполнять и так называемую «подводную повинность»,  мобилизацию верблюдов для перевозки в города  продовольствия, изъятого у населения. Заведующий отделом управления Акмолинского уездного ревкома Дубинин признавал, что выполнение «подводной повинности» затруднено, что «здесь киргизы открыто противодействуют всем распоряжениям и мероприятиям Советской власти» [5,  л. 117].

Гипертрофированные формы эта кампания приобрела в Баганалинском районе Атбасарского уезда, где у населения насильственным путем конфисковывали почти всех верблюдов, большая часть которых погибала в пути от непосильных нагрузок. Особенное «усердие» в этой кампании проявил  начальник милиции этого района.  Свою деятельность на этом поприще он начал с запугивания мирного населения, он так же практиковал аресты, избиения стариков и детей [6,л.39]. Действия этого отряда  не были исключением: в Баганалинском районе такие же методы применялись и  другими военно-милицейскими продотрядами [6,л. 37].

В Акмолинском уезде эта кампания проводилась теми же методами. В январе 1920 года в кочевые волости был отправлен особый красноармейский отряд из 75 человек, который должен был ускорить выполнение «подводной повинности» [5,л.3].

Такие примеры – типичны для эпохи «военного коммунизма», политика которой привела многие скотоводческие хозяйства на грань разорения. Типичным примером  является положение, сложившееся в Баганалинском районе Атбасарского уезда. Баганалинский район,  как отмечают исследователи, в досоветский период был богатейшим (по численности скота) районом Сары-Арки, так как именно скотоводство  являлось доминирующим видом хозяйствования баганалинцев. Так, С. Шарипов  рассматривал структуру хозяйствования, уровень обеспеченности скотом, размах торговых операций баганалинцев начала ХХ века, констатировал процессы обнищания, вызванные политическими событиями – Октябрьской революцией и гражданской войной. С. Шарипов  подчеркивал, что, проживая среди баганалинцев в 1905-1906 гг., он не встречал там ни одного нищего, нуждающегося бедняка или даже пешего человека. «Впавший в нужду человек получал реальную поддержку от других» – пишет Шарипов [13,с. 151].

 Такое относительное уравновешивание социальной мобильности санкционировалось существовавшими в казахском обществе институтами родовой помощи, такими, как «Асар», «Аза», «Журтшылыќ» и др. Как отмечал один из исследователей: «Отсутствие угрозы индивидуального голода делает традиционное общество более безопасным, чем современное» [14,с. 6].  Однако  политика «военного коммунизма», констатировал С. Шарипов,  со всеми присущими ей издержками,  значительно ускорила процессы разорения и пауперизации (обнищания) кочевого населения. В начале 1920-х гг.,  около 2 тыс. хозяйств баганалинцев откочевало к реке Ишим и переселилось в крестьянские  поселки в качестве батраков, пастухов и сезонных рабочих; некоторые баганалинцы стали наниматься в хозяйства зажиточных казахов – скотоводов [13,с. 153]. Таким образом, «каналы деятельностной самореализации пауперизировавшегося населения» были самые разнообразные.

И необходимо подчеркнуть, что речь идет именно о процессах обнищания, а не процессах пролетаризации казахского населения. Происходили и миграционные процессы. Зажиточные  хозяйства (1000 кибиток) были вынуждены откочевать на территорию Туркменистана[13,с. 154].

Подтверждением ситуации, сложившейся в Баганалинском районе, является также документ, подписанный баганалинским районным инспектором. В этом документе, письме на имя председателя Киргизского Совета Народных Комиссаров С. Сейфуллина, районный инспектор отмечает, что в дореволюционный период большинство хозяйств баганалинских волостей отличалось своей зажиточностью. Некоторые хозяйства имели до 1000 голов лошадей, до 5 тыс. овец, до 100 коров. Ситуация изменилась в 1919 году, когда наступил джут, способствовавший гибели скота. Продовольственные разверстки, проводившиеся в этом районе, усугубили ситуацию в сельском хозяйстве [6,л. 45].

Следствием обнищания населения стали откочевки. Откочевки  этого периода  интерпретируют  как форму протеста против политики «военного коммунизма».  В этой связи кажется уместным процитировать точку зрения  западного историка Л. Виола, утверждавшей, что повседневные формы протеста являлись ключевой составляющей культуры крестьянского сопротивления и представляли собой «достаточно прозаичную, но постоянную борьбу между крестьянами и теми, кто хочет поживиться за их счет, эксплуатируя крестьянский труд, присваивая произведенные ими продукты питания, взимая налоги, ренту и проценты». Борьба за выживание, по мнению Л.Виолы,  превалировала над политическими актами сопротивления. Однако в результате она все равно означала сопротивление, по крайней мере в официальном толковании и дискурсе [14, с. 12].  Из 8 тыс. хозяйств 6 тыс. хозяйств откочевало в Ишимский район и другие регионы [7, л. 45].

Политика, проводившаяся в период гражданской войны,  повлияла  и на повседневную  жизнь  населения Центрального Казахстана, как в городах, так и в селах и аулах. Необходимо привести высказывание историков, утверждавших, что повседневная история -  это «новая отрасль исторического знания, изучающая сферу человеческой обыденности во множественных историко-культурных, политико-событийных, этнических и конфессиональных контекстах» [8]. В центре внимания истории повседневности комплексное исследование образа жизни и его изменений у представителей разных социальных групп, их поведения и эмоциональных реакций на жизненные события. Под повседневностью современные историки  понимают не только то, что описывают этнографы (условия жизни и труда, жилище, питание, одежда, медицина, техника и технология), но и весь спектр  соответствующих взаимоотношений — поступки,  идеалы, ценности и правила, регулирующие поведение человека [8]. 

Историки утверждают, что  жизнь «маленького» человека  в эпоху гражданской войны была  «жизнью в катастрофе».  В городах ухудшилась криминальная ситуация, произошел рост уголовной преступности, алкоголизма.  Эта ситуация усугублялась введением «продразверсток», гужевой повинности, что  стало тяжелым бременем для сельского и аульного населения Центрального Казахстана.  В кочевых и земледельческих  районах Центрального  Казахстана «хлебная» и мясная «продразверстка» осуществлялись  как военные  акции,  незаконными репрессивными методами и привели к снижению уровня жизни населения. 

Военно-силовой характер этих кампаний не мог не привести к катастрофическому уменьшению скота в районах Центрального Казахстана. Так, в Каркаралинском уезде численность скота в 1917 году составляла 1 млн. 343 тыс. голов, а в 1922 году – 275 тыс. 390 [9, л.20]. В 1914 году численность лошадей в Каркаралинском уезде достигала 108 тыс. 247 голов, в 1922 году поголовье лошадей сократилось до 56 тыс. 598 голов. Беспрецедентное сокращение скота произошло и в Акмолинской губернии, где в 1914 году количество поголовья составляло более 4 млн., а в 1922 году – 1 млн. 347 тыс. Поголовье лошадей сократилось в этой губернии в 3 раза, овец – в 4 раза [10, л.18]. Таким образом, политика «военного коммунизма» привела многие скотоводческие хозяйства на грань разорения.

Голод, охвативший многие районы Центрального Казахстана, стал закономерным следствием сокращения численности  скота. «Среди киргизского населения Баганалинского района и Среднего Аргынского районов развивается голод и продовольственный вопрос находится в самой острой форме» [11, л.10]. Архивные материалы констатируют: «В настоящее время беднота питается разной сорной травой с примесью одной десятой части пшеницы, толкут их и мелят кость для потребления..» [12, л.86]. «Население питается исключительно травою, последствием чего является опухание, переходящее в голодную смерть, случаев которой зарегистрировано немало» [12,л.34].Оперативные сводки ВЧК (Всероссийской Чрезвычайной Комиссии) констатировали: «Голод, связанный с продовольственным кризисом, определяет положение всех слоёв населения, исключая кулаков и спекулянтов. Большинство питается травой …» [12, л.161].

 По официальным данным, в одном только Атбасарском уезде численность голодающих достигла 25 тыс. человек, в Карсакпае голодало около 40% населения [12, л.14]. Большие масштабы голод приобрел в Акмолинском уезде, который называли  самым плодородным уездом в Акмолинской губернии. Как констатируют архивные документы, политика «военного коммунизма», неурожай и джут 1922 года в немалой степени способствовали появлению в уезде «призрака Поволжья» [12, л.69]. Голодающие, в особенности, жители южных волостей – Асан-Кайгинской и Сары-Аркинской, направлялись в город Акмолинск, где пытались найти работу и улучшить свое бедственное положение. Детские дома были переполнены беспризорными детьми. Население употребляло в пищу кошек, собак, суррогаты [12,л.12].  Непосредственное воздействие суррогатов на человеческий организм было различным. Как утверждают исследователи, питание глиной вызывало непроходимость кишечника, запоры, особенно опасные – вплоть до смертельного исхода – в пожилом возрасте. Картофельная ботва вызывала понос, костяная мука из свежих костей также имела опасные последствия для человеческого организма.

Необходимо подчеркнуть, что регистрация голодающих стала проводиться в Казахстане лишь с ноября 1921 года. Если в ноябре 1921 года в Казахстане, по данным Народного Комиссариата Здравоохранения, голодало 1 млн. 559 тыс. 911 человек или на 1 тыс. человек приходилось 315 голодающих, то уже в апреле 1922 года, численность голодающих достигла 2 млн. 471 тыс.740 человек [12, л.22]. Таким образом, голодом было охвачено почти 50 % населения  Казахстана. В Акмолинской губернии, в апреле 1922 года, согласно данным Народного Комиссариата здравоохранения, голодало 472 тыс. человек, в Семипалатинской губернии, в структуре которой находился и  Каркаралинский уезд, численность голодающих достигла 14 тыс. 505 человек [12, л.25].

Необходимо отметить, что эти данные несколько занижены и не отражают реальной действительности, так как многие кочевые  волости не были охвачены сетью медицинских учреждений.  В Акмолинском уезде в 1922году находилось только 4 врачебных пункта: городская больница, Алексеевская, Спасская больницы и Карагандинский приёмный покой. Все остальные медицинские пункты распоряжением Акмолинского Губернского отдела здравоохранения за № 1178/438 в феврале 1922 года были закрыты; 7 фельдшерских пунктов перешли на полное содержание населения. Весь медицинский персонал Акмолинского уезда был сокращён до 12 человек [12, л.22].

Начальник Акмолинского Уездного здравотдела в своём докладе на губернском совещании отмечал, что «смертность киргиз от инфекционных заболеваний  – огромная» [12, л.8]. В Акмолинской губернии в 1922 году ушли из жизни в больницах более 8 тыс.  человек [12, л.13].

Заключение. Таким образом, реализация политики «военного коммунизма» в  Центральном Казахстане, происходившая в годы гражданской войны - в 1918-1921 гг.,  джут 1922 г. привели к тяжелым  последствиям: упадку сельского хозяйства,   социально-демографическим последствиям, откочевкам населения в пограничные регионы. 

  Список литературы:

 1.  Зарубин А.Г. Феномен гражданской войны // Историческое наследие Крыма. 2003. № 2. [электронный ресурс]

2.  Гимпельсон Е.Г. "Военный коммунизм". Политика, практика, идеология. - М.: Мысль, 1973. - 293 с.

3  Верт  Н. История Советского государства. 1900-1991. Пер.с фр. – М.: Прогресс: Прогресс-Академия, 1992.  - 480 с.

4  ГАГА. (Государственный архив города Астаны) Ф. 250. Оп.1. д.16.

5  ГАГА.  Ф.244. Оп.1. д.5.

6  ГАГА. Ф.250. Оп.1. д.8.

7  ГАГА. Ф.244. Оп.1. д.250.

8   Пушкарева Н.Л. Предмет и методы изучения «истории повседневности» // Этнографическое обозрение. — 2004 — № 5. [электронный ресурс] 

9  ЦГА РК (Центральный государственный архив республики Казахстан). Ф.30. Оп.1. Д.247.

10  ЦГА РК. Ф.82. Оп.1. Д.280.

11  ЦГА РК. Ф.82. Оп.1. Д.56.

12  ЦГА РК. Ф.82. Оп.1. Д.212.

13.  Шарипов С. Баганалинцы // Советская Киргизия. – 1924. - №3-4. – С.150-154.

14  Линн  Виола. Крестьянский бунт в эпоху Сталина. Коллективизация  и культура крестьянского сопротивления. – М.: Росспэн, 2010.  368 с.

15  Современные концепции аграрного развития (Теоретический семинар)// Отечественная история, 1992 - №5. – С. 28-34.

  Spisok literatury:

 1.  Zarubin A.G. Fenomen grazhdanskoj vojny //Istoricheskoe nasledie Kryma, 2003, № 2. [elektronnyj resurs]

2.  Gimpel'son E.G. "Voennyj kommunizm". Politika, praktika, ideologiya. - M.: Mysl', 1973. 293 s.

3  Vert  N. Istoriya Sovetskogo gosudarstva. 1900-1991. Per.s fr. – M.: Progress: Progress-Akademiya, 1992.  480 s.

4  GAGA. (Gosudarstvennyj arhiv goroda Astany) F.250. Op.1. d.16.

5  GAGA.  F.244. Op.1. d.5.

6  GAGA. F.250. Op.1. d.8.

7  GAGA. F.244. Op.1. d.250.

8   Pushkareva N.L. Predmet i metody izucheniya «istorii povsednevnosti» // Etnograficheskoe obozrenie. — 2004 — № 5. [elektronnyj resurs] 

9  CGA RK (Central'nyj gosudarstvennyj arhiv respubliki Kazahstan). F.30. Op.1. D.247.

10  CGA RK. F.82. Op.1. D.280.

11  CGA RK. F.82. Op.1. D.56.

12  CGA RK. F.82. Op.1. D.212.

13.  Sharipov S. Baganalincy // Sovetskaya Kirgiziya. – 1924.  №3-4. – S.150-154.

14  Linn  Viola. Krest'yanskij bunt v epohu Stalina. Kollektivizaciya  i kul'tura krest'yanskogo soprotivleniya. – M.: Rosspen, 2010.  368 s.

15  Sovremennye koncepcii agrarnogo razvitiya (Teoreticheskij seminar) // Otechestvennaya istoriya, 1992 - №5. – S. 28-34.   

  Альжаппарова Б.К., тарих ғылымдарының кандидаты, Қазақстан тарихы кафедрасының доценті, Л.Н.Гумилев атындағы Еуразия ұлттық университеті, Астана, Қазақстан.  E-mail: alzhapparova2015@mail.ru

ҚАЗАҚСТАНДАҒЫ «ПРОДРАЗВЕРСТКАЛАР» САЯСАТТЫҢ ЖҮЗЕГЕ АСЫРУДЫҢ ӘЛЕУМЕТТІК-ЭКОНОМИКАЛЫҚ САЛДАРЛАРЫ  (1918-1921)

Мақалада 1918-1922 жылдары Қазақстанда жүргізілген әлеуметтік-экономикалық үрдістер Орталық Қазақстан материалдары негізіңде зерттеледі. Осы тақырып аясында Қазақстандағы «әскери коммунизм» саясаты қарастырылады. "Әскери коммунизм" саясаты кезінде ауыл шаруашылығында жүргізілген продразверсткалардың әскери сипаты баяндалып, саясатты жүзеге асырудың әлеуметтік-экономикалық зардаптары зерттеледі.   Орталық Қазақстанда «әскери коммунизм» саясаты салдарынан ауыл экономикасының құлдырауы, халықтың өмір сүру деңгейінің төмендеуі, әлеуметтік-демографиялық салдарлары, халықтың шекаралық аймақтарға көшуі сияқты ауыр зардаптарға әкеліп соқтырғаны туралы тезис негізделеді. Зерттеудің деректік базасы түрлі мұрағаттық құжаттардан тұрады. Зерттеудің әдіснамалық және теориялық негізі – жалпы ғылыми қағидалалар, ең алдымен, историзм  қағидасы.

Түйін сөздер: азаматтық соғыс, «әскери коммунизм» саясаты,  продразверсткалар .

   Alzhapparova B.K.¹

¹L.N. Gumilyov Eurasian National University, Candidate of Historical Sciences, Associate Professor of the Department of History, Astana, Kazakhstan

SOCIO-ECONOMIC CONSEQUENCES OF THE SURPLUS-APPROPRIATION SYSTEM IMPLEMENTATION IN KAZAKHSTAN (1918-1921)

Summary

The article explores of the socio-economic consequences of the policy of  «military communism».  The military-force nature of food riddles, conducted during the policy of "military communism", is being studied. It is argued that the implementation of the policy of "military communism" in Central Kazakhstan, which took place during the civil war, the jute of 1922, led to serious consequences: the decline of agriculture, the pauperization of the population, socio-demographic consequences, the migration of the population to border regions.
Keywords: civil war, the policy of "military communism".