Введение. Современный уровень научного исторического знания – результат длительного процесса познания, которое в большей степени приобретается через изучения исторических источников. Поэтому обращение к тюрко-монгольским источникам законодательства и права восполняет историческую задачу и способствует качественным подвижкам в рассмотрении сущности этого явления, определении основных закономерностей функционирования политической системы кочевых обществ. Определяя на основе анализа источников необходимость выработки новых подходов к их изучению важным является определение типа и характера источников. Комплексный анализ исторических исследований древних и средневековых источников позволит реконструировать функционирование административно-политической системы кочевых образований, расширит представление о социальной структуре и сложении новых категорий и групп.
Обсуждение. Западный номадолог П. Голден определяет, что законодательные и государственные традиции древних тюрков находят свое отражение и в культовых, политических и социальных формах функционирования Монгольской империи [1, p.73]. Одной из ведущих проблем современных исторических исследований стали попытки реконструкции основных этапов политогенеза у древних и средневековых кочевников Евразии. Как в свою очередь подтверждает своими исследованиями Т.Дж. Барфилд рассматривая кочевую культуру как особую систему, изменения в которой определяются потребностью к адаптации к специфическим природным и социальным условиям. Кочевые государства, по мнению американского автора, представляли собой "имперские конфедерации", автократические и государствоподобные во внешней и военной политике [2, с.43]. Так или иначе, исследовательская деятельность и современные аналитические методики показывают, что понятие тöре и у тюрков, и у монголов связывалось, прежде всего, с вопросами власти, управления, статусом монарха. Тюркские и монгольские традиции тесно переплелись и трансформировались в содержании основных источников кочевого права.
Российский исследователь Р.Ю. Почекаев [3, с.541] на основе сопоставительной и сравнительной аналитических методик, рассматривает средневековый источник тöре, и определяет эволюционные изменения не в содержании, а в основных принципах законодательного памятника. В ходе аналитической работы было доказано, что в тюркский период тöре - высший закон, существовавший вне воли человека. Все представители кочевого сообщества и верховные правители, в том числе были обязаны ему следовать. В тюркских государствах она сочетала в себе систему, как правовых норм, так и способствовала законотворческой деятельности тюркских правителей. Современные конструктивистские подходы в изучении природы и сущности диалектических изменений в положениях тöре выделили два основополагающих следствия: 1. хан утратил законодательную функцию и должен был, как и все остальные, следовать установленному Небом порядку, не имея права менять тöре; 2. тöре из системы конкретных норм (писанных или не писанных) превратилось в совокупность неких принципов, которые даже не были четко сформулированы [3, с.535]. Исследовательские парадигмы не отрицают существования определенных ограничений в законодательной деятельности тюркских монархов. В своей законотворческой деятельности они должны были согласовывать свою политику с бегами и собраниями – курултаями. Решения и инициативы хана должно было бы исполняться подданными, но если последние считали, что оно ущемляет их права или не соответствует древним обычаям (и, следовательно, нарушает установленный порядок и гармонию), то могли не подчиниться хану и даже оставить его, откочевать. Таким образом, хан (каган) становился заложником существующего права и не мог принимать собственных постановлений в обход и нарушение прежних обычаев и традиций.
Как определяет американский ученый А.М. Хазанов: "Тюркские каганы и, возможно, их предшественники – сюнну, пропагандировали идею божественного происхождения своей власти, свое санкционированное Небом право управлять народом и царством, однако в их претензиях никогда не фигурировала вера в Небесный Мандат на управление всем миром. Хотя тюркские каганы часто утверждали, что они подчинили "все народы, живущие в четырех четвертях мира", они имели в виду лишь кочевников Евразийских степей и стремились подчеркнуть свои собственные заслуги" [4, с. 387]. Западный исследователь Дж. Флетчер раскрывая основные принципы и методы управления монгольским обществом, замечает, что "идеологическим средством усиления контроля хана была вера в Тенгри всемирного, дарующего победы бога, который подобно всадничеству, почитанию огня, …,а также самого монотеизма, который пришел от древних арийцев, некоторые из которых мигрировали в Иран и Индию, а другие остались в степях. Идея всемирного верховного бога… содержит в себе возможность единой универсальной сферы на земле вероятность того, что верховный бог может назначать единого правителя для установления своего правления над всей этой универсальной сферой " [5, с.231]. Поэтому, созданная тюркская четкая и рациональная система норм тöре, в период создания монгольского государства была утрачена и теперь стала одним из атрибутов прежнего могущества степных империй. Причина появления указанных тенденций видится в усложнении социально-политических структур, невозможности для одного харизматического предводителя в полной мере осуществлять все функции управления. Таким образом, специализация власти оказывалась тем глубже, чем более развитыми и структурированными оказывалось общество. Универсальный характер политико-правовых процессов подчеркивает Е.И. Кычанов установив, что все известные большие кочевые государства Центральной Азии обладали таким атрибутом государственности, как суверенность, выражавшаяся в верховенстве власти правителя (шаньюя, кагана, хана) внутри страны и ее независимости вовне. Одним из проявлений суверенности верховной власти и ее органов разрешать уголовные и гражданские дела в установленном порядке. Право как совокупность санкционированных или установленных верховной властью норм имело своим источником как нормы обычного права, признанные суверенной верховной властью, государством, так и новые, установленные верховной властью, государством нормы [6, с.484].
Методология. Прогнозируемой тенденцией в изучении исторических источников можно считать определение круга вопросов о формировании и функционирования политико-правовых систем кочевых обществ. Развитие исторической мысли на основе всестороннего комплексного анализа исторических источников показывает необходимость определения критериев их оценки и классификации. Появилась необходимость в новой постановке проблемы по исследованию социально-политической структуры, системы управления, норм права кочевого общества. Обширность источниковой базы (лингвистические источники, генеалогические предания, фольклор) при использовании новых методов анализа дает возможность всестороннего исследования проблемы сложения и развития политико-правовых систем кочевых государств и их моделирования. Ретроспективный характер исторического познания и необходимость выработки новых подходов позволяет определить подверженных колебаниям и изменениям оценок событий через изучение исторических источников. Основная задача заключается в органическом соединении исторических источников и научной исторической мысли для осуществления исторического синтеза, который бы основывался на всестороннем учете всех факторов, творящих истории. Только критически обновленное отношение к теоретическим основам понимания истории в сочетании с новыми подходами к изучению исторических источников создает новую ситуацию в исторической науке. Историческое прошлое раскрывается перед нами в исторических источниках, настолько многогранно, что с точки зрения современной гносеологии методика его изучения может быть охарактеризована как комплексная. Исследовательские практики современной исторической науки показывает специфику общественного сознания кочевых образований и не позволяет свести понимание тöре исключительно к совокупности нормативных правил и положений.
Результаты. Постепенное усиление и синтез социальных, культурных и политических сфер кочевых образований и оседло-земледельческих территорий способствовало упрочению в политико-правовой системе элементов подчинения и дифференциации социальных категорий и групп. Правитель стал опираться на военно-государственную машину, и в отношении населения империи великий хан выступал как обладатель многочисленных инструментов управления и наказания (обязанность участвовать в военных походах, жестокая дисциплина в монгольской армии, контроль военно-административного аппарата). Так определяются циклические изменения в структуре власти кочевых обществ. Один из современных исследователей С.А. Васютин отрицает возможность существования этнокультурной целостности с общей идеологической системой в монгольской империи (носителями такой "имперской" идеологии могли выступать только сами монголы и, прежде всего, их элита). "В середине XIII в. результате завоевательных действий войск Чингисхана в составе государства оказались как кочевых территории, так и земли преимущественно с оседлым населением. Монгольская империя трансформировалась в мегаимперию, включавшую различные политические, экономические, этнические, религиозные и другие подсистемы (улусы, "крылья", сегменты десятичной системы, родоплеменные структуры, оазисы, города и земледельческие территории, конфессиональные общины и т.д.). Это был своеобразный симбиоз даннического и завоевательного типов кочевых имперских организаций, что отличало Монгольскую империю от большинства ее предшественниц" [7, с.271].
Анализируя, уровень развития древних тюрков и средневековых монгол, ученые номадологи приходят к выводу, что правовые нормы воспринимались ими как нечто высшее, исходящее от божеств, а не создаваемое людьми – даже монархами. Новые подходы в изучении источника тюрко-монгольского права указывает нам Т.Д. Скрынникова, которая отмечает противоречивые стороны тöре, определяя его как "еще несакрализованное значение Закона", следование правилам и нормам которого обеспечивает равновесие и гармонию в природе и обществе. Тöре, по мнению исследовательницы, имеет двойственную природу: с одной стороны – это совокупность норм, регулирующих деятельность общества и взаимоотношения в нем, с другой – некий сакральный признак правления, критерий законности и истинности правителя [8, с. 47]. Н.Н. Крадин [9, с. 192] и др. в свою очередь определяют роль правителя в древних и средневековых монгольских государствах как посредника между Небом и подданными, обладающего рядом сакральных функций кочевых обществ. В таком обществе обязанности монарха заключаются в защите своих подданных, обеспечении им небесного покровительства, достижении гармонии общественных отношений и порядке в обществе и государстве. В связи с этим В.В. Трепавлов аргументировано замечает: "Доктрина верховной власти в Монгольской империи сложилась в основном на базе древнетюркской концепции: был восстановлен титул кагана, возродилась полная формула титулатуры, отражающая связь кагана с Небом" [10, с.74.].
Тюркские и монгольские традиции тесно переплелись и трансформировались в содержании Ясы. Политико-правовые преобразования Чингисхана привели к возникновению Великой Ясы, которая олицетворяла новый имперский порядок, в корне меняющий все прежние обычаи и установления монгольских племен. Чингисхан знал, что без сопротивления старый порядок разрушен быть не может и потому осуществлял свои реформы в несколько этапов. Каждое из сохранившихся статей Ясы можно сгруппировать по тематике: международные отношения; религиозные вопросы; верховная власть; государственное устройство и управление покоренными землями; военное дело и устав охот; налоги и повинности; крепостной устав; гражданское право; уголовное право и уложение о наказаниях. Яса регулировала почти все сферы права – государственно-административное, уголовное, торговое, экономическое, военное и налоговое [11, с. 280-291]. Задачей Ясы было не кодифицировать нормы обычного прав, а создать новые нормы права в соответствии с нуждами новой империи. Большинства вопросов так называемого обычного права Яса даже не касается. В жизнь рода и семьи Яса почти не вмешивается, а лишь подтверждает существующие нормы. В большинстве случаев Яса создает новые нормы права, что было необходимо для приспособления ханского законодательства к вновь возникшим запросам и нуждам расширявшейся империи.
Яса, которая стала имперским законодательством, исходила из основных норм и принципов тöре. Все это позволило принципиально новому законодательству эволюционным и поступательным путем без сопротивления занять свое место в политико-правовой системе империи. Фундаментальная ценность и значение законодательства Чингисхана состоит в ее гибкости и пластичности, так как оно вобрало в себя как нормы древнего тюрко-монгольского права, так и лучшие, функциональные элементы права соседних государств – Китая, Ирана и др. Уровень развития современных исследовательских принципов определяет необходимость разработки качественно новых методов аналитической работы с основными источниками Ясы Чингисхана. Реконструкция системно-структурной модели тюрко-монгольских кочевых обществ и Монгольской империи при помощи Ясы Чингисхана может способствовать углублению понимания общих тенденций и направлений эволюции правовой системы, взаимосвязи и взаимодействия социальной, культурной и политической сфер кочевых образований, а также методологии исследований по данной проблеме.
Таким образом, современное движение исторической мысли представляет источник законодательства и права как определенную сферу регулирования, которое занимает важное место в социально-политической системе кочевников. Поэтому обращение к вопросу процесса сложения и трансформации правовой системы кочевых обществ на основе комплексного анализа исторических исследований восполняет историческую задачу и способствует качественным подвижкам в рассмотрении сущности этого явления, определении основных закономерностей ее функционирования. Научное углубление общей проблемы источниковедческого анализа памятников тюрко-монгольского права решает новые задачи и служит как накоплению исторического знания, так и выработке объективного исторического сознания. Актуализация в современной исторической науке таких пластов как управленческие, правовые, социальные системы кочевников и конструирование их на основе новых исторических методов исследования позволяет представить целостную модель сложного процесса диалектического развития номадов.
Литература
Golden P.B. Imperial ideology of the Sourses of Political Unity Amongst the the Pre-Cingggisid Nomads of Western Eurasia. Wiesbaden. 1982.
Барфилд Т.Дж. Опасная граница: кочевые империи и Китай (221г. до н.э.-1757 г. н.э.). Спб, 2009.
Почекаев Р.Ю. Эволюция тöре в системе монгольского средневекового права// Монгольская империя и кочевой мир. Улан-Удэ, 2004.
Хазанов А.М. Мухаммед и Чингис-хан в сравнении: роль религиозного фактора в создании мировых империй// Монгольская империя и кочевой мир. Кн. 2. Улан-Удэ, 2005.
Флетчер Дж. Средневековые монголы: экологические и социальные перспективы// Монгольская империя и кочевой мир. Кн. 1. Улан-Удэ, 2004.
Кычанов Е.И. Некоторые замечания о праве кочевых государств// Монгольская империя и кочевой мир. Улан-Удэ, 2004.
Васютин С.А. Монгольская империя как особая форма государственности// Монгольская империя и кочевой мир. Улан-Удэ, 2005.
Скрынникова Т.Д. Харизма и власть в эпоху Чингисхана. М., 1997.
Крадин Н.Н. Империя Хунну. М., 2002.
Трепавлов В.В. Государственный строй Монгольской империи XIII в.: Проблема исторической преемственности. М., 1993.
Вернадский Г.В. О составе Великой Ясы Чингисхана// Опыт истории Евразии. Звенья русской культуры. М., 2005.
References
Golden P.B. Imperial ideology of the Sourses of Political Unity Amongst the the Pre-Cinggisid Nomads of Western Eurasia. Wiesbaden. 1982.
Barfild T.G. Opasnaya granica: kochevie imperii I Kitay (221 г. дон.э. – 1757 н.э.). SPb.2009. – 488 с.
Pochekaev R.U. Evolucia тörе v sisteme mongolskogo srednevekovogo pravaв// Mongolskaya imperia I kochevoi mir. Ulan-Ude. 2004.
Hazanov A.M. Мuhammed i Chingiz han v sravnenii: rol religioznogo faktora v sozdanii mirovoy imperii// Mongolskaya imperia I kochevoi mir. 2 tom. Улан-Удэ, 2005.
Fletcher G. Srednevekovy mongoly: ecologicheskiy I socialny perspectivy// Mongolskaya imperia I kochevoi mir. 1 tom. Улан-Удэ, 2004.
Kychanov Е.I. Necotorie zamechania o prave kochevih gosudarstv// Mongolskaya imperia I kochevoi mir. Улан-Удэ, 2004.
Vasutin S.A. Mongolskaya imperia kak osobaya forma gosudarstvennosty// Mongolskaya imperia I kochevoi mir. Улан-Удэ, 2005.
Scrynnikova T.D. Harizma I vlast v epohu Cingggishana. М., 1997.
Kradin N.N. Imperia Hunnu. М., 2002.
Trepavlov V.V. Gosudarstveny story Mongolskoy imperii XIII в.: Problemy isnoricheskoy preemstvennosty. М., 1993.
VernadskyG.V.OsostaveVelikoyYassy Cingggishana// ОpytistoriiEvrasii. Zvenia russkoy cuitury. М., 2005.
З. Майданали1
1т.ғ.к.., доцент, Әл-Фараби атындағы ҚазҰУ
Алматы, Қазақстан,
E-mail: zeremmm@mail.ru
Тöре және Шыңғыс ханның Жасағын зерттеудегі заманауи ғылыми парадигмалар
Түйін
Бұл мақалада түркі-моңғол Тöре және Шыңғысханның Жасағы атты заңдарының дерек көздеріне тарихнамалық талдау жасалған. Түркі-моңғол халықтарының саяси-құқықтық жүйесінің мәселелеріне, диалектикалық трансформациясына арналған тарихи парадигмалар айқындалады. Моңғол империясының қалыптасуына және заңды түрде дамуына түркі-моңғол Тöре және Шыңғысханның Жасағы басты фактор ретінде көрсетіледі. Мемлекеттілік құрылымдар, саяси-құқықтық институттар дамуын зерттеу бағыттарын анықтау және көшпелі құрылымдардың қоғамдық көзқарастары мен идеалдарының бағыттарын анықтау.
Түйін сөздер: Тöре, Жасақ, ғылыми парадигмалар, империя, заңдары, кодификациялау, қайта құрылымдау.anali1
1Z. МАIDANALI,
al-Farabi KazNU, Candidate of Historical Sciences., Ass. Professor
Almaty, Kazakhstan, E-mail: zeremmm@mail.ru
MODERN SCIENTIFIC PARADIGMS AND TRENDS IN THE STUDY OF TÖRE AND YAsy CHINGISKHAN
SUMMARY
Main sources of Тurkic-Mongolian legislation – Chinghis Khan’s Törе and Yasy are considered in this article. The analysis of the history paradigms, denoted study of the problems and trend of the dialectical transformation politician-legal system at Тurко-Mongolian folk is presented. The importance and essence of the Turкic-Mongolian legislation Chinghis Khan’s Törе and Yasy as the main factor of the adding and natural operation to Mongolian empire is shown. The direction of research on the development of state structures, political and legal institutions, the formation of public representations and ideals in a nomadic environment is determined.
<b>Keywords:</b><i>Töre, Yssa, scientific paradigms, empire, law, codification, reconstruction.</i>
